телефон, а он просто прилип к окну. И когда мимо пролетела знакомая будка с фигуркой в синем, Митрич истошно заорал и вскочил с места. Чахлый старик буквально подлетел к стоп-крану и не успел я ничего сообразить, как поезд с визгом остановился. Потом был скандал, ушибленные пассажиры и разъяренная проводница. Пока я хватал рюкзак и объяснялся с поездной бригадой, Митрич уже ковылял вдоль насыпи назад, в сторону Селища. Буйное летнее разнотравье иногда почти полностью скрывало старика, и только выцветшая кепка выдавала его.

Я догнал его почти возле будки с семафором. С точностью до одного шага Митрич упал на колени возле того места, где мы видели Брониславу. Он колотил землю и кричал что-то невнятное, но когда увидел меня, вдруг вскочил и вцепился в мою футболку, захлебываясь слезами:

– Тима, как это? Как? Ты кто? Столько лет… и вот… помоги… ты же можешь!

Но я ничего не мог. Я ни черта не понимал и больше всего жалел, что вообще связался с Митричем. Черный список РЖД, которым грозила осатаневшая от ЧП проводница, меня вообще не устраивал. И все же Митрич чем-то меня растрогал. Может, тем, что беззаветно любил призрак. Я пока не встретил такой женщины, чтобы спустя десятки лет рыдать о ней на плече незнакомого человека, и поэтому не понимал его. Что-то вроде сочувствия и легкой зависти пришло на место сожаления, и я похлопал Митрича по костлявой спине:

– Егор Дмитрич, с ума сходят по одиночке, а нас двое. Значит, этому должно быть объяснение. Давайте успокоимся и подумаем, что можно сделать.

Но он не хотел успокаиваться. Он повторял ее имя снова и снова, пока из-за леса не послышался гудок приближающегося поезда. Митрич встрепенулся и не успел я испугаться его прыти, как он уже стоял на рельсах.

– Я теперь не боюсь! ― закричал он мне почти радостно. – Она здесь, и я буду здесь. Вечно!

Поезд выскочил и правда очень резко. Митрич стоял к нему лицом, широко раскинув руки. Помню, я что-то заорал, но истеричный паровозный вой раздавил мои крики. Я зажмурился в ожидании звука, с каким в кровавых триллерах тяжелые машины давят людей. Но ничего не произошло. Вокруг была тишина, какой я никогда и нигде не слышал. Отсутствие звука как физического явления ― вот что это было. Когда я раскрыл глаза, то увидел то, чего в моем привычном, понятном и порядочном мире просто не может быть.

Огромный товарняк застыл, как гусеница в желе. Между Митричем и поездом стояла Бронислава. Она строго смотрела на тепловоз, выставив вперед руку, и фонарь на этот раз был красным. Старик пялился ей в затылок и пучил глаза, потому что забыл, что нужно дышать. Она словно почувствовала это и обернулась:

– Егор, ты сейчас задохнешься.

Голос у нее был совершенно не подходящим внешности ― низкий, но в целом приятный. Такой больше подошел бы обширной грудастой мадам из оперы.

Митрич с шумом вдохнул и дрожащей рукой попытался коснуться плеча в синей униформе, но Бронислава отстранилась:

– Не стоит этого делать. Ты разочаровал меня, Егор.

Он по-прежнему шумно дышал и не мог выдавить из себя ни слова. Третьим лишним я себя тут точно не ощущал, поэтому поздоровался с Брониславой. Она приветливо кивнула:

– Спасибо, Тимур.

Это было внезапно. Я попытался шагнуть к ним и не смог.

– Время и пространство остановлены, вы не сдвинетесь с места. Экстренное торможение можно держать совсем недолго. Егор, ― она снова повернулась к сипящему Митричу, ― я годы охраняла эту дорогу и ждала, чтобы ты все изменил, но ты предпочел алкоголь. Мне очень нужен помощник, а ты на его роль сейчас не годишься.

– Э, нет. Нет-нет-нет! ― закричал я даже громче, чем следовало. – Вы хотите сказать, что это я теперь должен все делать?

Бронислава удивленно нахмурилась, отчего стала еще очаровательнее, а потом засмеялась:

– Ну что вы! Нет времени на подробности, поезд сейчас тронется. Ваша роль выполнена блестяще. Теперь Егор сам должен додуматься до всего остального.

– Но почему из всех тысяч людей именно я?

– Вообще-то вы не уникальный. Меня видели многие дети и некоторые взрослые. Но только вы довели дело до логического завершения. Вот за это и спасибо. Егор! – Она повысила голос. – Немедленно освободи рельсы.

Митрич, как шарнирный, коряво шагнул вбок.

– Быстрее! ― прикрикнула Бронислава и отвела руку с фонарем в сторону.

В следующий миг Митрич свалился прямо на меня, отброшенный поездом, но совершенно невредимый.

Мы лежали и смотрели, как мимо грохочут бесконечные цистерны товарняка. И даже когда его шум растворился вдали, мы не сразу встали.

Все тело болело, будто меня катали по щебнистой насыпи. Я даже думать не хотел, что сейчас со стариковскими ногами и руками. Митрич хромал, но не охал и не стонал. Возле магазина он остановился, задумался на пару секунд и решительно прошел мимо. У своей калитки обернулся:

– Переночуешь?

Я отказался, хватало с меня на сегодня потрясений. Тогда Митрич крепко пожал мне руку и молча ушел в дом.

Выбраться из Селища оказалось не так просто, но в конце концов я с непередаваемым блаженством растянулся на своем диване, включил телевизор и почти сутки под пиво и чипсы смотрел всякую паранормальную хрень, как документальное кино.

Впрочем, повседневная столичная гонка вскоре сдернула меня с дивана. Навалилась работа, и Митрич с его красоткой Брониславой отправились в архивы памяти. Это может показаться удивительным, но я быстро забыл о них. Полагаю, подсознание считало, что миссия выполнена, и освободило место для новых стрессов. Разумеется, я никому ничего не рассказал, хотя подмывало сообщить психологине, что моя «фантазия» вполне себе реальна.

Новая поездка в Питер назрела только через полгода, и я специально взял билет на ночной поезд. Но обмануть никого не получилось. Я пялился в потолок и не мог уснуть даже после успокоительного пополам с алкоголем. Когда Селище появилось за окном, я затаил дыхание. И сначала подумал, что все же сплю. Но нет.

Фонарей было два. Над заснеженной будкой тускло горела лампочка, но ее света хватило, чтобы я разглядел второго человека, держащего Брониславу за руку. В синей форме, подтянутый, гладко выбритый и вовсе не такой старый, как мне казалось раньше. Фонари синхронно качнулись. Я не сомневался ― они меня тоже увидели.

Обратно я поехал снова на машине через Селище. Дом Митрича стоял заколоченный, укрытый снегом до середины окон, а пушистый Бобка самозабвенно лаял на меня из соседнего двора. Я не смог уехать просто так