— Да, вот еще что, — говорит она, — я хотела кое о чем тебя спросить. Не могла бы ты, когда в следующий раз пойдешь на работу, принести мне крем «Китс» против растяжек. Я заплачу.

— Конечно, — отвечаю я. — А как у тебя дела? Нервничаешь?

— Да, — говорит она. И замолкает, думая сказать или не сказать. — Я все время думаю, что могу умереть, или что-то случится с ребенком, или что-то пойдет не так, как надо…

— Элис, Элис, успокойся. Почему что-то должно пойти не так, как надо? Все будет как надо. И когда это начнется, я буду там, ты же знаешь. Только обязательно позвони мне, когда начнут отходить воды, и я примчусь.

— Хорошо, — говорит она, не совсем убежденная в моей правоте, — хорошо. Позвоню.

В дверь стучат.

— Кто-то пришел, Элис. Я, пожалуй, пойду, — говорю я. — Помни: все будет хорошо.

— Ладно.

— Ну и хорошо.

Я иду открыть дверь.

Это Фрэнк.

Но выглядит он иначе. То есть у него все еще есть борода и одет он неряшливо, но что-то такое появилось в его глазах. Здоровый блеск, которого раньше не было.

— Привет, — говорит он.

Я колеблюсь. Я вовсе не уверена, что он заслуживает хотя бы этого ответного «Привет» после того, как грубо вел себя со мной, после того, как я спасла ему жизнь, но в конце концов уступаю.

— Привет.

— Я хочу извиниться, — произносит он, уставившись в пол. — За ту ночь.

— Принято.

— И я хочу сказать вам спасибо. Ну, за то, что вы спасли меня, — он делает паузу, хмурится. — Это просто… — он думает, сказать ли мне что-то, — просто потому, что… я не в себе… был не в себе… но я обо всем подумал… и понял…

— Все хорошо.

— Я завязал с выпивкой, — говорит он.

— Отлично, — говорю я и думаю: пригласить его войти или нет?

— И о той громкой музыке. Простите меня.

Кажется, что сейчас ему лет двенадцать. Двенадцатилетний мальчишка с пугающим изобилием растительности на лице, но все же в нем есть какая-то ранимость, отчего мое сердце смягчается.

— Не хотите зайти?

— Нет, спасибо, — говорит он, в первый раз за это время глядя мне прямо в лицо. — Не стоит. Да к тому же мне надо еще поработать.

— Ну, хорошо.

— До свиданья.

Только что приехал Эдам.

Он опоздал на восемнадцать минут сорок семь секунд, но уж ладно, стоит ли обращать на это внимание?

— А это тебе, лапуля, — говорит он в дверях, протягивая бутылку вина.

— Спасибо, — отвечаю я, — не стоило беспокоиться.

Он целует меня в губы и щиплет за зад, а затем, приглаживая волосы расческой, проходит мимо меня в прихожую. Я просто чувствую, как он молча оценивает то, что видит, и не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что результат этой оценки не в мою пользу.

Но, как бы там ни было, он ничего не говорит. По крайней мере, не говорит до тех пор, пока не входит в мою гостиную.

— Вот это ковер, — отмечает он.

— Да уж. Прости, мне надо было предупредить тебя. Квартира у меня не Бог весть что.

— Да ладно, — говорит он; его руки как-то незаметно сползли ниже моей талии, а нечто в его брюках свидетельствует о том, что он явно рад меня видеть. — Кому это интересно, малыш? Я же сюда пришел не интерьером любоваться.

— Хорошо, — отвечаю я, покраснев, — тогда я… м-м-м… открою бутылку.

Я отцепляю его руки и с бутылкой иду в кухню. Когда возвращаюсь в комнату, вижу, что Эдам, сидя на корточках, перебирает мои ди-ви-ди.

Подхожу поближе и протягиваю ему стакан вина. Он держит диск с записью сеанса моей сестры.

— Система йогазмических тренировок, — произносит Эдам, глядя на меня с подозрительной надеждой.

— Ах, этот. Да. Там ведь записана моя сестра. Она инструктор по йоге. Это она. Хоуп. Хоуп Уишарт. Ее сейчас все время показывают по телевизору.

— Что? — пораженно восклицает он. — Это твоя сестра?

Да, Эдам, ты знаешь, как сделать девушке приятно!

— Да, — отвечаю я, — это моя сестра.

— Что, серьезно? — его взгляд выражает неподдельное недоверие.

— Серьезно.

— Она… что надо, — говорит он скорее самому себе.

— Да. Конечно.

— Я хотел сказать, что она в хорошей физической форме, — он делает паузу, поняв, что роет для себя глубокую яму. — Я не имею в виду, что ты в плохой форме. У тебя такой здоровый вид. Я бы даже сказал, что…

Я протестующе поднимаю руку:

— Хватит, — говорю я, стараясь улыбнуться, — я тебя поняла.

Но Эдам хочет закрепить результат:

— Она выглядит по-другому, но это не значит, что она лучше. Просто она другая. У нее же светлые волосы, зеленые глаза…

И тело тридцать восьмого размера. И груди, задранные к небу. И ноги, которые закидываются за голову.

— Я знаю, — говорю я, — внешне мы совершенно разные.

— Господи, — отвечает он, — да ты же радоваться должна, что сестра у тебя такая знаменитая.

— Я радуюсь. Каждое мгновение.

— Я хочу сказать, что у нее собственные диски, — говорит он, разглядывая портреты на обратной стороне несколько более внимательно, чем нужно. — Ведь это потрясающе. А вы с ней, м-м-м, вы часто видитесь?

— Нет. Почти не видимся.

— О!

— Ладно, ты голоден?

— Нет, — отвечает он, кладя диск на место, — хотя тебя бы съел.

— Или мою сестру?

Он испытующе смотрит на меня.

— У тебя заниженная самооценка, ты знаешь? Слишком заниженная.

Я не знаю, что мне на это ответить. Он придвигается ближе, его рука нежно касается моего лица.

— Ты сногсшибательная, — говорит он, — совершенно сногсшибательная.

И когда его губы касаются моих, внутри у меня начинает что-то подрагивать. И в голове остается только одна мысль.

Вот оно, наконец.

Ведь он и в самом деле может оказаться тем самым.

Когда, стоя на ступеньках, я прощально машу Эдаму, замечаю, что утро свежее и красивое. И прежде чем вернуться в свою квартиру, я вижу Фрэнка, который идет по дорожке. Он машет мне, я машу в ответ. По его виду похоже, что ему хочется поговорить, поэтому и жду, пока он подойдет.

Под мышкой у него книга. Книга называется «Вселенная: уникальность или множественность? Теории параллельного времени и замещающих пространств».