Фрэнк видит, что я читаю название, и говорит:

— Там открыто круглосуточно. Наверное, университет заботится о таких страдающих бессонницей кандидатах, как я.

Ну, конечно. Он аспирант. Кем еще он может быть с такой бородой и таким «шамболическим» чувством стиля в одежде, живя в пещероподобной квартире?

— О, — говорю я небрежно, — вы готовитесь получить докторскую степень?

— Да, — отвечает он, и лицо его затуманивается грустью. — Но в университете мне дали отпуск на год, и я только сейчас снова приступаю к занятиям.

И хотя я чувствую, что ему хочется поговорить о причине этого годичного отпуска, понимаю, что это больная тема, и решаю лучше спросить о том, что он изучает.

— Теорию альтернативных вселенных, — говорит он.

— Теорию альтернативных вселенных?

Он прикладывает руку к затылку и смотрит вверх.

— Теория альтернативных вселенных предполагает, что для каждого возможного исхода события создается альтернативная вселенная. Поэтому существует бесконечное число альтернативных вселенных, соответствующих каждому отдельному событию.

— Понятно, — говорю я, хотя и без особой уверенности в этом.

— Но затем все становится несколько сложнее.

— Да?

Он кивает, становясь гораздо оживленнее, чем когда-либо раньше.

— Да. Видите ли, тут начинает действовать квантовое правило, которое управляет Вселенной на субатомном уровне.

— Что вы говорите!

— Идея здесь такова: из нашей Вселенной создаются параллельные вселенные, например, в случае, если кто-то отправится путешествовать во времени. Исходная Вселенная остается, но создается и новая, в точке, куда путешественник во времени прибывает…

Я всеми силами изображаю интерес к тому, о чем он рассказывает. Но в действительности думаю, что вряд ли это кому-то может быть интересно.

К несчастью, на моем лице, видимо, проявились признаки скуки, потому что Фрэнк говорит:

— Простите, треплюсь черт-те о чем.

— Ну что вы, просто я какая-то уставшая сегодня.

— Ах да, — отвечает он, что можно понять как косвенное подтверждение того, что он видел уходившего от меня Эдама. — Но все равно мне уже пора.

— Хорошо. Не буду вам мешать.

Он мягко улыбается и говорит:

— Знаете, я и в самом деле чувствую себя виноватым. За то, каким был раньше, — и опять мне кажется, что он хочет что-то сказать, но не может решиться.

— Да, — говорю я, — понимаю.

— Ладно, — отвечает он. — До свиданья.

На самом деле мне моя работа нравится.

Я не хочу сказать, что ни за что не сменила бы ее. Сменила бы. Но иногда я думаю, что если бы мне платили больше и если бы мама знала о ней (и что самое важное, ничего бы не имела против), то я бы с удовольствием работала здесь всю оставшуюся жизнь.

Конечно, Лорейн — это просто ночной кошмар, но я нахожу общий язык с покупателями, и мне нравится делать им пробный макияж. Есть что-то, что дает большое удовлетворение, когда подчеркиваешь лучшие качества лица, и женщина остаток дня чувствует себя намного лучше.

Например, эта милая старая дама Джози. Не знаю ее полного имени. Она всегда говорит: «Зовите меня просто Джози». Так я и делаю.

У Лорейн для нее никогда нет времени. Это потому, что ее всевидящее око в упор не видит тех, кто сидит на нашей Блэкпульской «мели», но мне нравится болтать со старушкой. Так или иначе, она приходит к нам каждую неделю по субботам, и эта суббота не исключение.

— Здравствуйте, дорогая, — говорит она.

— Здравствуйте, Джози, — отвечаю я.

Лорейн бросает на меня взгляд и закатывает глаза, по опыту зная, что в ближайшие полчаса я буду занята.

Джози, наверное, уже скоро восемьдесят, но кожа у нее великолепная.

— Это все розовая вода, — отвечает она, когда я говорю ей об этом. — Я пользуюсь ею дважды в день.

— Какой потрясающий эффект!

— В жизни всегда есть место комплиментам, — заверяет меня она. И мы смеемся, а боковым зрением я вижу, как Лорейн снова закатывает глаза.

Джози просит нанести ей только румяна, обещая потом купить их. Я принимаюсь мягко похлопывать ее кисточкой по щекам, и тут я вижу кого-то за ее спиной. Крупного лысого мужчину, курящего сигару.

Я мгновенно узнаю его. Это мистер Блейк, владелец всего магазина. Раньше я его никогда не встречала, но много раз видела издали.

Он идет к нам, но я притворяюсь, что не замечаю этого, и продолжаю осторожно наносить румяна на щеки Джози. С Лорейн же, наоборот, происходит разительная перемена. Она буквально за доли секунды делает десять маховых шагов, как в тройном прыжке, и улыбается так широко, как только позволяет ей результат ухищрений хирургов.

— Здравствуйте, мистер Блейк, — говорит она так подобострастно, что, кажется, вот-вот сделает реверанс. Затем разражается продолжительным монологом, но из-за всех этих магазинных шумов я не могу разобрать, о чем она говорит.

Джози улыбается мне. Тепло, как улыбаются бабушки внучкам. Я улыбаюсь ей в ответ, стараясь, чтобы было незаметно, что меня интересует разговор, ведущийся у меня под носом, хоть и на некотором расстоянии.

— Не волнуйтесь, дорогая, — говорит мне Джози, как будто прочитав мои мысли. — У вас все будет хорошо. Не волнуйтесь, — она прикрывает мою руку своей. — Вы увидите жизнь в розовом свете.

После работы я заношу Элис крем от растяжек, который ей обещала, и она отдает мне десять фунтов — его цену.

Я рассказываю ей свои новости. О работе. О Джози. О Фрэнке. Но она быстро переводит разговор на Эдама.

— А как твой дорогой? Вы сегодня встречаетесь?

— Да, — скромно киваю я головой. — Я сегодня еду к нему. Он приготовит мне ужин.

— О-о-о! — произносит она. — Похоже, это серьезно.

— Не надо, — говорю я. — Это всего лишь ужин, и только.

Но сама я не могу подавить в себе это чувство. Чувство, возникшее оттого, что я знаю: я больше не одинока. Что в этом городе есть мужчина, который хочет приготовить ужин для меня. И что вся моя ложь мало-помалу будет удалена из файла моей жизни.

Это чувство не покидает меня до того самого момента, когда я приезжаю к Эдаму, и он говорит мне:

— Ах, черт. Я ведь должен был приготовить ужин, да? Но совершенно забыл купить продукты.

Лицо у меня вытягивается, несмотря на все мои усилия сохранить прежнее выражение.