Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жанетт отметила, что Олунд не смутился при виде вибратора и никак не прокомментировал находку, хотя это было бы вполне естественно. Он развинтил отсек для батареек и встряхнул вибратор, убеждаясь, что внутри ничего не спрятано, после чего вернул вибратор в бархатную коробочку.
Жанетт сняла крышку картонной коробки с фотографиями и рисунками. Интересно, ее вообще просматривали?
В коробке лежали с десяток толстых конвертов с фотографиями. Жанетт разложила их на кровати, и после беглого осмотра они с Олундом констатировали, что фотографиям примерно столько же лет, что и открыткам. Некоторые снимки свидетельствовали о частых вечеринках.
Жанетт достала рисунки. Солидная стопка листов формата А4 содержала детские попытки обоих сыновей Лолы справиться с мелками и фломастерами. Покоробившиеся от акварели листы были подписаны “Беньи” или “Якоб”.
Просмотрев стопку примерно до половины, Жанетт решила, что не найдет в ней ничего интересного. На всех рисунках были аккуратно проставлены даты – от две тысячи восьмого до две тысячи шестнадцатого года. Когда художники были еще слишком малы, чтобы ставить автографы, рисунки за них подписывала Лола.
Вдруг Жанетт перестала перебирать рисунки. На листе бумаги, который она держала в руках, улыбались три изображенные цветными мелками головоножки.
На рисунке была дата – “14.12.2004 г.” – и имя, но не “Беньи” и не “Якоб”.
Глава 25
Пятнадцать лет назад
– Здравствуйте! У вас все в порядке?
Лицо женщины, стоявшей в дверях, было знакомо Лоле, но смутно. Одна из соседок, с которыми здороваешься на лестничной площадке, но в беседы не вступаешь.
– А что? – Лола вышла из кухни.
Женщина натянуто улыбалась.
– Меня зовут Камилла, я живу напротив. Входная дверь у вас… Она открыта. Вы бы заперли, у вас же ребенок.
Лола оглянулась. Мелисса сидела в гостиной, рисовала.
– Это ты открыла дверь?
Мелисса подняла глаза и помотала головой. Лола повернулась к соседке.
– Спасибо. Замок плохо держит, она иногда открывается. Я запру.
Соседка вышла на лестничную клетку, но остановилась и озабоченно взглянула на Лолу. Такой напускной заботой некоторые женщины демонстрируют, как они тревожатся за детей, хотя на самом деле им просто хочется прицепиться к кому-нибудь.
– Вы что, выпили? – мягко спросила соседка, отчего скрытая враждебность проступила еще явственнее.
– Нет. Не выпила. – И Лола закрыла дверь у нее перед носом.
Она так разозлилась, что не стала запирать дверь.
* * *
К десяти вечера Мелисса уже два часа как спала. За кухонным окном искрился декабрьский вечер. На ясном небе сияли бы звезды, если бы не пелена оранжевого света, висевшая над центром города. Бутылка, которую Лола открыла перед приходом соседки, давно опустела. От таблеток в голове прояснялось, но и пить Лола начинала быстрее: сейчас на столе перед ней стояла уже третья бутылка. Пока Мелисса не легла, Лола держалась. Она старалась не пить на глазах у дочери – только таблетка за обедом и еще одна после ужина. Лоле было стыдно, что она почти каждый вечер злилась на Мелиссу, когда та подолгу не засыпала.
Завтра вернется Томми, он провел три недели на нефтяном месторождении Тролль. Три недели побудет дома, а потом опять на платформу. Если он что решал, то всегда выходило по его. Вахтовый отец. Поживет с ними в отпуске, который длится от Мидсоммара в июне до начала сезона раков в августе, а потом снова в Атлантику, к штормам и грозным водоворотам.
Почему все ее мужчины стремились в море? Лола выдавила из блистера очередную таблетку, запила вином.
Мысли вернулись к осени девяносто четвертого.
Конечно, она любит Томми. Но с Манне любовь была просто сумасшедшая.
А ведь рядом с ней сейчас мог быть он, Манне. Мелисса родилась бы совсем другой, она стала бы ребенком Лолы и Манне. Спина у нее была бы ровная, не искривленная сколиозом, и ноги одинаковой, а не разной длины. Оба дефекта девочка унаследовала от Томми.
Лола выпила еще, и взгляд заволокло слезами.
Двадцать седьмого сентября девяносто четвертого года Манне, еще живой, звонил ей из телефона-автомата в таллинском паромном терминале.
А потом паром “Эстония” покинул гавань и вышел навстречу надвигавшемуся шторму.
Да, девяносто четвертый год был годом Нептуна. Это он, бог морей, думала Лола, своим трезубцем разнес носовой визор парома.
Лола встала из-за стола, вышла в прихожую и открыла дверь ванной. В тонкой стене что-то глухо щелкнуло, и картинка, висевшая у двери, покосилась.
Лола поправила ее. Оригиналом рисунка послужила картина маслом какого-то русского художника, но доставшийся Лоле экземпляр был репродукцией формата А3, которая уже начала желтеть по краям. Когда Лола была подростком, репродукция висела у нее над кроватью. На картине был изображен деревенский двор – напоминание о далеком беззаботном детстве. В раннем детстве Лола пару раз летом ездила на ферму к маминому двоюродному брату. В ее памяти все осталось, как на этой картинке. Сараи, сеновал, красные домики и солнце, которое никогда не заходит.
Посидев на унитазе и поплакав, Лола вернулась на кухню и налила себе еще вина.
А ей правда хочется пить?
Да, хочется. Все равно ничего умнее она сделать не может.
Лола прикончила бутылку и достала из буфета следующую.
* * *
А потом Лола Юнгстранд совершила поступок, мысль о котором будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь.
Мысль обо всем, что она сделала, и о том единственном, чего она не сделала.
Лола уснула где-то между половиной одиннадцатого и одиннадцатью и проспала часа два, положив голову на кухонный стол.
Проснулась она с дикой болью в шее и плечах. Проблевавшись в раковину, Лола налила себе стакан воды.
Из прихожей тянуло сквозняком. Лола, запнувшись о коврик, пошла из кухни. Вода плеснула на пол, но Лора сумела удержаться на ногах.
Выйдя в прихожую, Лола обнаружила, что входная дверь открыта. Она поставила стакан с водой на тумбочку, закрыла и заперла дверь.
Лола видела, что рюкзачок фирмы “Фьелльрэвен”, принадлежавший Мелиссе, исчез, но вместо того, чтобы обдумать этот факт, она отправилась к себе в спальню, где ее сморил пьяный сон.
Спала она тяжко, без сновидений.
Если бы Лола Юнгстранд удосужилась заглянуть в спальню дочери, то обнаружила бы, что кроватка пуста.
Если бы Лола сделала это, все сложилось бы совсем иначе.
Глава 26
Белая меланхолия
Первый снег выпал в начале сентября. Внезапные заморозки погубили большую часть и без того скудного урожая. Мне кажется непостижимым, что всего несколько недель назад мы с Ингаром обнимались у воды и нам было жарко.
Тропинку не
