— Я вызову тебе такси, поедешь к одной доброй женщине.

Но дочь настолько напугана, что не хочет отпускать меня и на шаг. Тогда решаю отвести ее сам к Эльвире, может так будет лучше. Довольно рисков, смерти дочери я точно не переживу. По пути звоню Эле, в скользь рассказываю ситуацию. Она вновь поддерживает, ожидает нас. Я благодарен бывшей за ее стойкость и ум, рядом с этой женщиной Алина будет в безопасности.

Дорога занимает не более пятнадцати минут.

— Обними меня, Рус. — Шепчет девушка, пока мы поднимаемся в лифте. — Ты же спасешь Яну?

Спасу. Куда ж я денусь.

Стальные дверцы распахиваются, и я вижу Эльвиру. Она тоже переживает, быстрым шагом направляется к нам, перехватывает в свои заботливые руки мою дочь, успокаивает.

Женщина в курсе, кем является Алина, однако будет держать язык за зубами.

Заводит девушку в квартиру, что-то мурлычет ей на ухо и неожиданно закрывает дверь, преграждает мне путь. Мы остаемся в коридоре, с удивлением замечаю, как мимика Эльвиры меняется, становится максимально напряженной.

— Нам надо поговорить, — твердым тоном произносит женщина.

— Не время.

— Я понимаю, что твоя новая пассия в положении, сложно произносить эти слова, но знай, Руслан, я тоже беременна!

В ушах стоит навязчивый гул, не могу поверить в сказанное. Своими глазами вижу положительный тест, который достала из карманчика шелкового халата Эльвира.

— Как такое возможно? Мы всегда предохранялись.

— Не знаю, ты отец, сам решай.

В ее взгляде нет радости или злости, только немой укор. Мы оба понимаем, чем это все грозит.

— Будь осторожна. Береги Алину.

— Конечно Руслан, ты всегда можешь на меня положиться.

Последняя новость сильно выбивает из колеи, однако нужно держать себя в руках. Не дожидаюсь лифта, спускаюсь по лестнице. В голове путаница, Коэн на связь не выходит. В полицию идти нельзя, слишком опасно, а я понятия не имею с чего начать поиски. Одному черту известно, куда шакал мог увезти Степанову.

Решаю связаться по своим каналам с Грецией, проверить авиакомпании, железно дорожные пути, нужно убедиться, что Яна, хотя бы находится в России. Вся моя “сила”, к сожалению, сейчас за границей, они прибудут, дабы помочь, но ближайший вылет только завтра утром.

Нужно заехать в управляющую компанию, стрясти с них записи наружного наблюдения. Резко разворачиваюсь и на полной скорости гоню внедорожник обратно в район Степановой.

Не выдерживаю, когда замечаю по правую сторону, то самое модельное агентство. “Капкан”. Крысы. Сейчас инвестор накормит вас деньгами, блевать будете. Ярость берет верх над разумом, и я останавливаюсь у входа. Мутная пелена окутывает глаза, с пинка открываю гребаную дверь.

— Руслан Тагирович! — радостно улыбается рыженькая секретарша.

Подхожу к ней, одним движением смахиваю на пол все, что располагалось на стойке.

— Зови директора, где эта тварь?!

— В отпуске, — невнятно пищит девушка, вжимается кресло.

В отпуске. Конечно.

Я разворачиваюсь, быстрым шагом удаляюсь вглубь коридора. Агентство будто вымерло, попрятались все в свои норы. Пластиковая дверца в кабинет директора закрыта, нутром чую, трус по ту сторону. Не ошибаюсь, когда выламываю замок и оказываюсь внутри. Сидит, глаза круглые, потный весь.

— Кто… — медленно шагаю вперед.

Делает вид, что не понимает.

— Повторять больше не буду.

— Девочки из отдела Степановой.

— Жалкая собака, прячешься за спинами женщин?

Смотрю на него и брезгую. Он не достоин, называться мужчиной. Визжит, трясется, пытается оправдаться голосом, который ничуть не отличался от девочек из отдела Степановой. Осталось обоссаться до полной картины.

Я хватаю его за грудки, одним рывком поднимаю с кресла, разглядываю, это глупое покрасневшее лицо и трясу. Трясу так, что у того дыхание сбивается, он стонет, умоляет простить.

— Мы удалили все, Руслан Тагирович.

Отшвыриваю Сергея на пол и снова иду. Ползет как крыса, упирается в стену, жмурится, прикрывает себя руками. Склоняюсь, беру его подбородок, чтоб в глаза смотрел.

— Контракт расторгнут.

Никогда не бил слабых, до этого дня. Замахиваюсь, директор начинает плакать. Нет, уж. Контролирую удар, и трус все-таки получает что заслужил. Умей нести ответственность. Сосуды не выдерживают, и Сергей со всхлипом начинает вытирать ладонью свой разбитый нос.

Здесь мне больше делать нечего, тошно становится находиться в этом гадюшнике.

Возвращаюсь к машине, завожу мотор. Только бы моя девочка осталась жива.

Записи с камер ничего не дают. Вижу только темный седан без номеров, каких по городу тысячи, двух лысых мужчин, Яну и сбежавшего храбреца Толика. Прости меня Степанова.

До ночи бездумно разъезжаю по городу, телефон по-прежнему молчит. Начинается сильная метель, я возвращаюсь в коттеджный поселок, решаю проверить лес. Двигаюсь по узкой местной дороге, проезжаю свой безопасный дом. Ветер только усиливается, нихрена не видно.

Дворники работают в усиленном режиме, но я все равно щурюсь, пытаюсь контролировать дорогу. Вот черт…

Словно из неоткуда появляется темная фигура, машет руками. Резко жму педаль тормоза, но авто по инерции движется вперед. Секунда, яркая вспышка фар, перед глазами лицо Степановой. Возле самого капота она падает, и внедорожник наконец-то останавливается. Хоть бы не сбил.

Выхожу из машины, под ногами бугристая наледь, обильные осадки и порывы ветра застилают взор. Морщусь, склоняюсь над девушкой.

— Яна! Жива? Я тебя не покалечил?

— Все нормально, Юсупов, сама шлепнулась, скользко, сука.

Помогаю Степановой встать, усаживаю внутрь салона. Умещаюсь на водительское место и вновь смотрю на девушку.

Я поражен настолько, что не могу выдавить и пары фраз, тело будто онемело.

— Руслан, нужно сматываться, увези меня отсюда, — совершенно спокойно произносит она.

Словно робот переключаю коробку на задний ход и осторожно двигаюсь обратно к коттеджу, дорога свободна, какой еще идиот кроме меня, решит кататься в такую метель. Яна тоже сидит в безмолвии, не шелохнется, как кукла.

Съезжаю с дороги, останавливаюсь у наших ворот. Девчонка забирает ключи от дома из бардачка, с невозмутимым видом покидает авто.

А я снова залип, да понимаю, реакция должна быть совершенной другой, однако в глубине души, уже потерял надежду увидеть Яну живой. И сейчас, мне кажется, это все миражом, галлюцинацией. Растираю глаза, крепко жму переносицу.