– Я пока вас оставлю. Мне надо переговорить с другими горожанами, – вяло произнес Герхард, моргая, и вскоре покинул их.

– Какой занимательный персонаж ваш священник. А его сны как полотна Гойи – мрачные и восхитительно трагичные, – обронил Соманн, смотря священнослужителю вслед.

– Ему правда снятся такие сны? – В памяти Кая предстала одна из картин, поразившая его когда-то. Он не видел остальные творения известного художника, но у его учителя среди пары десятков черно-белых снимков была фотокарточка и картины «Сатурн, пожирающий своего сына». То полотно, даже лишенное красок, заворожило его. В той работе таилось нечто такое, что не позволяло отвести взора.

– Да. Будь с ним осторожен… – Соманн сложил руки на груди.

– Что вы здесь делаете?

– Тебя решил проведать, дорогой, как иначе? – Его глаза вспыхнули, а неестественная, словно кукольная улыбка стала шире.

– Боги не проведывают смертных, – сказал Кай, не веря, что это существо появилось здесь без цели.

– Верно. Ведь мы всегда среди вас. Бродим то тут, то там… – Сеятель взмахнул рукой, и с его ладони вновь слетел золотой порошок. – Так как поживаешь, Кай?

– Вы так разговариваете со мной, будто мы старые знакомые, – заметил тот, смотря в глаза, чистое золото которых не видели остальные.

Песочный человек вдруг шагнул к нему, хватая обеими руками ладонь и притягивая к своей груди, чуть выше сердца, если оно у него было, почти припадая губами к коже. Прошептал так тихо, что никто другой бы не расслышал:

– А кем ты хочешь меня видеть? Другом, врагом или кем-то…

– Хватит, – выдернув руку из его захвата, холодно проговорил Кай.

Но от его тона глаза Соманна лишь сильнее заблестели.

– А с Йенни ты так мягок.

Заметив выражение лица Кая, он продолжил:

– Что? Ты ведь уже должен был догадаться. Даже у Владычицы Льдов есть настоящее имя. Хотя именно она не может его не иметь.

– Почему? Почему она не может его не иметь?

– Ты не знал? Зачастую богами становятся альвы, накопившие достаточно сил. Но Йенни никогда природным духом не была… Она родилась человеком.

– Что? – Кай шумно втянул воздух, в голове пронеслись его собственные слова в тот последний вечер. Он обвинил ее в том, что она не знает, каково быть человеком.

«Мне известно достаточно!» – ответила она ему.

Так вот что означали те слова…

– Зеркало разума избрало ее для своей защиты. И знаешь, это правильный выбор. Человек лучше других подходит для этой роли, ведь у альвов на уровне инстинктов заложено копить свою силу и искать все больше могущества. – Ладонь Сеятеля медленно потянулась к груди Кая. Замерла, дрожа, а после вновь продолжила движение. – Даже теперь. Осколок почти не чувствуется в летние месяцы, но я ведь знаю, что он там. – Маки, вышитые на его шейном платке, замерцали. – И меня тянет к нему, я хочу испить его силы. Растворить в себе и поглотить целиком…

Кай нахмурился и сделал шаг назад, осматривая пол под ногами и размышляя о том, какими способами можно вразумить вечное существо, если до этого дойдет. Но Соманн вдруг дернул плечами, опуская ладонь с золотыми ногтями.

– Только мне нельзя, – с искренним разочарованием произнес он, запрокинул голову, обнажив дернувшийся кадык, и провел рукой по волосам. – Йенни меня убьет. Не говоря уже о нашей разрушенной дружбе. И с этим ничего не поделаешь. Кстати, у альвов с ментальной магией разум преобладает над инстинктами. Хотя даже мне сдерживаться нелегко.

– Вы знаете, как Осколок оказался во мне? – спросил Кай, не ожидая ответа. Похоже, даже Йенни не знала, как он попал в его сердце.

«Йен-ни-и…» – повторил Кай про себя, словно смакуя дорогое вино. Соманн был прав, он догадывался, что это имя принадлежит ей. Да и лишь глупец не поймет. Но то, что Дева Льда когда-то была смертной, он и предположить не мог.

Кай вспомнил ее идеальное лицо и рассеченную бровь, что можно было назвать единственным изъяном, задайся кто-то целью найти его. Возможно, тот шрам остался у нее от смертной жизни…

– Чего не знаю – того не знаю, – пожал Сеятель плечами. – Йенни тоже этого не делала. Вот так загадка, да? – Он поцокал языком.

Челюсти на лице Кая напряглись, подчеркивая контуры его лица. Кай столько раз упускал шанс расспросить ее… Теперь уж медлить он не станет.

– Ты попросил год у Йенни, чтобы создать полотна. У тебя осталось всего несколько месяцев, это чертовски мало даже по человеческим меркам. Не жалко тратить на них время? Люди ведь так неблагодарны. А ты, вместо того чтобы израсходовать отведенный срок на себя, занимаешься такими бессмысленными для многих вещами. Думаешь, они это оценят? – Соманн кивнул на прихожан, не успевших уйти из церкви, обводя их полным сомнения взором,

Кай опустил голову, его взгляд коснулся красок на палитре.

– Вы сами помогли мне выжить, зная о моих намерениях.

– Но я ведь не думал, что ты в самом деле будешь лишь рисовать! – усмехнулся Песочный человек – его восторгал этот факт. – Люди принесли тебе много страданий.

– Но ведь хорошее тоже было, – отозвался Кай, в первую очередь вспоминая свою бабушку, которая его вырастила и отдавала ему всю себя до последнего дня. – Оценят или нет полотна? Это сложный вопрос. Я вкладываю свою душу в то, что делаю. Почувствует ее далеко не каждый. Многие не заметят, кто-то постарается обесценить чужой труд, а малая часть – поймет. Поймет меня и то, что я собирался донести. Ради последнего стоит творить и жить.

Его взгляд потух, сознание словно унеслось за пределы тела. Ему вспомнились вечера, когда он мучился отсутствием идей, корпел над полотнами, нанося мазок за мазком. Учитель говорил, что у Кая талант, но, несмотря на это, ему ничего не давалось легко. Едва ли не каждая картина испивала его силы до дна.

Послышались хлопки. Соманн от души ему аплодировал, привлекая и без того немалое внимание. Но на его лице было написано искреннее восхищение.

– Как поэтично! Как высокопарно! Ты никогда не хотел стать политиком? Я в последнее время люблю, развлекаясь, посещать заседания чиновников в столице. Многие там в похожей манере разговаривают, – доверительно сообщил он и добавил: – Люди по театрам ходят, а я страсть как люблю по имперскому правительству гулять. И угадай, где представления увлекательней?

– Предположу, что в правительстве, – сказал Кай, возвращаясь к фреске.

– Верно, дорогой.

Кай на мгновение прикрыл глаза. Его слух немного резало то, как Сеятель пристрастился его называть.

– Почему вы явились наяву? С вашими способностями увидеться с человеком довольно просто, – заметил Кай, двигая лестницу, прислоненную к стене, чуть вправо.

– Нет уж. –