Это соображение немного успокоило ее, настроив на размышления о том, как поступить дальше. Непосредственная опасность ей пока не грозила – ни от покачивающихся яиц, ни от существа по ту сторону двери, которое, очевидно, не могло прорваться сюда.

Алисе нужно было выбраться и попытаться вернуться в комнату с голосом Тесака (да, с голосом, поскольку она сомневалась, что там и впрямь был Тесак, хотя всякий звук, бесспорно, неотделим от того, кто (или что) его издает, и голос наверняка не способен парить в воздухе сам по себе, без всякого тела).

Она двинулась через комнату, поднимая башмаками клубы пыли, лежащей таким толстым слоем, что даже подковки на каблуках не звенели, и это было, в общем-то, неплохо, ведь Алиса все-таки опасалась, как бы существа под потолком не очнулись в какой-то момент и не выскочили из своих оболочек.

Конечно, когда она доберется до той стороны, перед ней возникнет проблема дверей, а это – проблема немалая, поскольку очевидно, что выбор неправильной двери в этом доме непременно приведет к верной смерти.

«Да, двери могут вести к верной смерти, но ты уже не раз спасалась от верной смерти прежде, так что шансы твои, вероятно, все-таки выше, чем у обычного человека».

Это была утешительная мысль, придавшая Алисе сил. Да, раньше у нее получалось выжить. И получится снова.

На полпути к дверям она чихнула.

Просто в комнате кружилось слишком много пыли. Нос Алисы подергивался, как у нервного кролика, она пыталась сдержаться, но в определенный момент уже не могла больше терпеть.

Вырвавшийся из нее чих – этот безумно, комично громкий А-А-А-АП-ЧХИ – согнул ее пополам, как клоуна в интермедии, нюхающего цветок. Если бы она смотрела со стороны, то наверняка засмеялась бы и захлопала вместе с прочими зрителями, но она была не зрителем, она была частью представления и понимала: этот ее чих – худшее, что могло случиться в данный момент.

Алиса, склонившись над собственными коленями, застыла, боясь даже дышать громко. Она приглушила яркость своего огонька, прикрыла шарик ладонью и видела теперь лишь слабое мерцание, просачивающееся между пальцами.

Шорох наверху усилился: существа в яйцах беспокойно заворочались. Производимый ими шум напоминал хлопанье множества крохотных крылышек, и звук этот стремительно достиг крещендо.

А потом, так же внезапно, как и начался, оборвался.

Алиса ждала, потому что это могла быть уловка, ловушка, в которую ее заманивали ложным ощущением безопасности. Но шум почти совсем затих, и над головой лишь изредка раздавался короткий шорох: так спящий ворочается в кровати.

Алиса выдвинула вперед одну ногу, очень осторожно, морщась от легкого, почти неразличимого скрипа башмака – но для нее этот скрип звучал громче взрыва.

«Пытаясь соблюдать тишину, ты лишь шумишь еще больше. Просто иди, как шла раньше».

Алиса заставила себя выпрямиться и зашагать дальше. «Прямо, решительно, но осторожно, да, я очень, очень осторожна». Двери приближались, или она приближалась к дверям. Порой так трудно определиться, а Алиса успела узнать, что не все таково, каким кажется. Может, она вовсе и не идет к дверям, а марширует на месте, пока комната сжимается.

«Нет, это ты идешь, а не двери, не позволяй своему разуму дурачить тебя».

Она почти пришла. Осталось еще шагов тридцать.

Сердце стучало так сильно, что даже болело, и ей хотелось охнуть, но Алиса боялась шума, поэтому плотно сжала губы, чтобы с них не сорвалось ни звука.

«Не шуми, мышонок, не шуми, чтобы кошка тебя не услышала, не увидела, не почуяла, не набросилась».

Однажды Тесак сказал ей, что нельзя вести себя как мышь и нельзя никому позволять превращать себя в мышь, но трудно ведь все время быть отважной и беспощадной Алисой. Иногда той Алисе, которой сделали больно, хотелось свернуться калачиком и спрятаться, а не драться.

Нелегко постоянно быть храброй и, кроме того, размышляла Алиса, совершенно нормально не быть такой. Важно лишь продолжать делать все от тебя зависящее.

А еще трудно не думать о существах, покачивающихся наверху в своих колыбелях, трудно не представлять, как одно из них вырывается из своей темницы и прыгает на пол – успевая как раз вовремя, чтобы не дать ей выйти из комнаты.

«Еще двадцать шагов. Всего ничего. Ты и оглянуться не успеешь, как выберешься отсюда в целости и сохранности».

Алисе послышался влажный хруст, как будто чьи-то зубы рвут плоть, и она споткнулась.

«Ничего страшного, никаких звуков, это все твое воображение, просто выйди из этой комнаты, потому что если монстр собирается свалиться с потолка, то тебе лучше быть снаружи, чем внутри».

Алиса ускорила шаг, уже не думая ни о шуме, который могла производить, ни о внимании, которое могла привлечь. Может, новорожденная шелудивая тварь и собирается падать на пол, а может, нет, в любом случае Алиса не желает об этом знать. Нет, нет, Алису это не заботит, ведь она не собирается находиться здесь, когда это случится.

«Меньше десяти шагов. Теперь выбери дверь, выбери наобум, потому что времени прислушиваться и остерегаться нет».

Тяжелая капля плюхнулась на пол прямо перед ней, и Алиса замерла, размышляя, не стоит ли сделать огонек поярче и рассмотреть лужицу повнимательнее, но решила, что не стоит. Эта капля, чем бы она ни была («Амниотическая жидкость, это амниотическая жидкость, околоплодные воды – что-то вылезает из яйца и издаст сейчас свой первый крик…»), могла означать лишь Нечто Скверное, так что Алиса должна уйти, не должна останавливаться, не должна смотреть, не должна делать ничего, кроме как продолжать двигаться.

«Еще пять шагов, ты почти на месте».

Вытянув руку, Алиса направилась к средней двери. Сверху упало еще несколько капель. Они разбивались об пол с густым влажным звуком, не имеющим ничего общего со звуком капанья воды, но Алиса уже уходила. Она собиралась покинуть комнату прежде, чем родится чудовище.

Ее правая рука стиснула дверную ручку, левая подняла повыше огонек, и, хотя она понимала, что так ее легче будет обнаружить, Алису это уже не волновало. Она не хотела оставаться в темноте наедине с монстром.

Дверь не открылась.

Алиса дернула ручку дважды, вверх и вниз, вверх и вниз.

Наверху опять захрустело, и раздался тонкий пронзительный крик.

«Не паникуй. Попробуй другую дверь».

Теперь с потолка полило всерьез. Звук наводил на мысли о водопаде, о сильнейшем ливне, но Алиса по-прежнему не хотела оглядываться, не хотела направлять огонек на рождающегося монстра, продолжая надеяться, что на свет решил появиться только один из них, а не все разом.

Она