попробовал надавить на дверь, но она не поддавалась. Несмотря на то, что Темпеста сломала запирающий механизм изнутри, должен быть способ открыть двери снаружи, не оповещая охрану.

Я начал искать в планшете информацию, как можно открыть двери, и нашел только один способ – в случае пожара. Я помедлил и еще раз перечитал весь абзац целиком:

В случае чрезвычайного происшествия, к примеру пожара, все двери станции автоматически откроются, и сотрудники должны будут проследовать во внутренний двор. При этом пациенты останутся запертыми в палатах, чтобы они не узнали о своей судьбе. После того, как ситуация нормализуется, сотрудники обязаны вернуться на свои места.

Я начал изучать потолок. В комнате ожидания посередине располагался датчик задымления, но, к сожалению, у меня не было ничего, что можно было бы поджечь.

Единственное, что могло загореться – это дерево в фойе или бумага.

Ну конечно! Моя книга!

Я вынул ее из кармана и вырвал страницу. Затем я оглядел комнату в поисках того, чем можно ее поджечь. Однако ни в палате, ни в комнате ожидания ничего такого не было.

Тогда я вспомнил про датчик на двери. Он заискрил, когда Темпеста по нему ударила.

Я осмотрел сгоревшую панель. Несколько обугленных проводов заходили друг на друга. Я поднял поднос, выпавший из рук Темпесты, и набрал побольше воздуха.

Ну что же. Это мой единственный шанс.

Я замахнулся посильнее и стукнул по панели, надеясь, что часть микросхемы осталась нетронутой.

Мои усилия были вознаграждены небольшой искрой. Я поднес бумагу к проводу и несмотря на то, что искра уже потухла, за счет тепла бумага загорелась. Я изо всех сил сдерживался, чтобы не издать радостный вопль. Несколько секунд спустя от нее пошел дым.

Я вскочил на один из стульев и поднес ее к датчику.

Поначалу ничего не происходило, но затем я услышал благословенный звук сигнализации.

Я бросился к двери и дернул за ручку. Однако дверь не открылась.

Тысяча чертей. Возможно, внешний замок тоже был поврежден.

Звук сирены отражался от стен и звучал в моей голове. Он был таким громким, что я чуть было не пропустил щелчок открывшейся двери. Но я все же его услышал.

Я снова толкнул дверь, и она распахнулась. Выскочил в коридор и смешался с толпой сотрудников, направляющихся в сторону выхода.

Я побежал вниз в подвал и сорвал с себя маску и бандану. У меня больше не осталось иллюзий. Пустые лица в резервуарах смотрели на меня, пока я шел к своей постели. Я тут же представил, что они бы наверняка попросили, чтобы я их тоже выпустил, если бы ожили.

Однако, с какой бы ненавистью я ни относился к тому, что здесь происходит, я не собирался устраивать безумный крестовый поход, чтобы подарить каждому мертвецу последние двадцать четыре часа под солнцем. Для этого я был слишком эгоистичным. Так было всегда. Моя мама как-то сказала, что я думаю только о себе. И меня заботит только то, что касается меня самого.

В каком-то смысле она была права. Я был эгоистом. Скорбь ведь тоже проявление эгоизма. Я оставался в подземелье, оплакивая потерю той жизни, которая у меня когда-то была. Но при этом я пытался измениться, заботясь о мертвецах в резервуарах так, как я никогда не заботился о Калене. Оставив свое будущее и мечты позади.

При этом Темпеста в своей скорби не думала о себе, а рискнула жизнью, чтобы спасти сестру. Дала ей шанс сделать последний вздох за стенами этой станции. Я понимал, что ее поступок требовал огромного мужества.

В дальней части подвала было тихо и темно. На секунду мне захотелось спрятаться здесь и сделать вид, что последних нескольких часов не было. Но это не поможет отменить то, что натворила Темпеста. Единственный способ все исправить – вернуть Элизию на Палиндромену.

Я взял с кровати несколько вещей и пожалел, что у меня нет оружия. Оно выдавалось строго по разрешению и в конце дня подсчитывалось службой охраны. В таком случае пришлось бы признаться всем, что я обитаю здесь. Если я хочу снова вернуться в подвал, придется сохранить в тайне мою роль в оживлении Элизии.

Я вышел через заднюю дверь, в которую заносили вновь прибывшие тела, чтобы затем поместить их в резервуары. Сотрудники Палиндромены не хотели делать это на глазах у клиентов.

Я зажмурился на солнце, его лучи обжигали мне кожу, будто ее потерли крупным песком. Сигнализация по-прежнему не умолкала, раздаваясь по всему острову. Мне было пора бежать, но ноги будто прилипли к земле. Запах водорослей и земли проник мне в нос. Я почувствовал соленый воздух. Легкий ветерок теребил длинные пряди волос, упавшие на лицо. Я закрыл глаза и не мог надышаться.

Давно забытые ощущения. Быть на воздухе. Быть живым. Несмотря на то, что у меня не было времени насладиться этим сполна, тело отказывалось слушаться. Я дышал полной грудью. Ботинки будто приросли к земле. А руки шевельнулись с желанием почувствовать под пальцами неровную поверхность скал. Забраться бы сейчас на самые вершины окружавших меня гор.

Но я не мог этого сделать. Если я дам себе волю, значит, смерть Калена ничего для меня не значила.

Несмолкающая сирена вернула меня к реальности. У меня есть более важные проблемы, и я больше не мог скрывать их от Рэя.

Я написал сообщение на планшете и отправил его:

«Нужно, чтобы ты срочно вернулся на Палиндромену! Немедленно!»

Глава пятнадцатая

Темпеста

Счетчик запущен: осталось 20 часов 30 минут

Понедельник, 15:30

Поскольку вездехода у нас не было, ушло пятнадцать минут, чтобы добежать до пристани. «Рассвет» раскачивался вверх и вниз на волнах, как потерявшийся ребенок, пытающийся найти в толпе родителей. Я пробралась на борт, скинула с себя мокрое от пота испачканное пудингом платье и осталась в одном костюме для ныряния. Затем я бросила платье в воду. На горизонте собирались сине-черные тучи. Скоро будет гроза.

Я завела двигатель, и его гул подействовал на меня успокаивающе. Еще немного, и мы выберемся отсюда. У нас непременно получится.

Элизия не сводила глаз с Палиндромены, оставшейся за нашими спинами. И, хотя отсюда станции не было видно, до нас по-прежнему доносился вой сирены. В порту нас пока никто не трогал, но это вопрос времени.

– Не бойся, – сказала я, прибавив газу. – Я увезу тебя отсюда.

Не знаю, кого я пыталась