– На следующем Новом годе обязательно что-нибудь на табуретке прочтет, – зевнула тетя Оля, мама братьев Теслы. – Мои как раз новую мультимедийную иллюминацию для елки испытывают.

– Это как? – не поняла тетя Света про мультимедийную иллюминацию.

Стройная, прямая и статная, как фонарь на Елисейских Полях, тетя Оля закатила глаза и отмахнулась.

– Да-а, как бы фантазия не помешала развитию более важных навыков, – скорбно протянула тетя Юля, помешивая отвар из чернослива. Бес канализации все мутил воды.

– А как она может помешать? – удивилась Татьяна Овечкина.

– Вытеснит все логически-прагматические навыки – и всё, – пояснила тетя Юля, и тетя Света занервничала. – Или вообще не даст им развиться.

Татьяна Овечкина пожала узкими, вечно приподнятыми плечами и отхлебнула своего чаю. Последовало долгое кропотливое выпытывание ее предыстории и выклянчивание пикантных подробностей. Татьяне Овечкиной было явно не по себе. Она краснела, односложно отвечала и пыталась свести разговор на работу и своих, как она их называла, детей. Это, разумеется, никого не интересовало.

Информацию о Ляльке Кукаразовой или просто какую-нибудь язвительную реплику тоже было не заполучить. Татьяна Овечкина отзывалась о своей соседке, как о «видной, красивой, милой даме», что ни в какие ворота не лезло.

Когда за ней захлопнулась, звякнув колокольчиком, наша дверь, на кухне прорвало еле державшуюся до этого момента дамбу, и полы залило насмешками и фырканьем. Где она только одевается, что с ее лицом и волосами, что за скукота, что за чушь литературная, да и вообще старая дева, что тут еще скажешь… Я удалился в свою комнату.

«Джека все нет и нет, но настроение у меня, тем не менее, хорошее», – строчил я при скудном свете глобуса. Выводимые чернилами буквы было еле видно, но мне так нравилось. «Мне кажется, что мы на верном пути и что разгадка ждет нас где-то там. Надо только докопаться до сути. Как ты. Ты тоже копаешь. Или что ты там делаешь? Я так хотел бы знать хоть самую малость о том, чем ты так упорно занят». Так занят, что не мог объявиться хоть один-единственный раз за все эти годы. Но этого я не написал. «Бабинец собирается у нас все чаще, а мама все грустнеет. Мне хочется сделать ей что-то приятное, какой-нибудь сюрприз. Но я не знаю что. Она хочет в Турцию или в Египет. Но, во-первых, туда не хочу я, а во-вторых, мне ее туда никак не отправить. Даже если работать весь год у сестер-великанш и искать потерянные машины. Хотя…»

Я сидел и писал, сидел и писал, а по окну барабанил нескончаемый дождь. Где-то там внизу лежал Мистер Икс. Лежал уже не один, так что ему наверняка больше не было холодно.

На улицу я вышел только спустя три дня, когда небесные водопады наконец прекратились и город, все это время задерживающий воздух и плотно прикрывавший свои окна и двери, как глаза, облегченно вздохнул. Серые облака грозно неслись над моей головой в сторону моря. Пахло подступающими холодами и слякотью.

Бережно держа мягкие кусочки колбасы в салфетке, я пропрыгал среди луж к арке. Мистер Икс был искренне рад моему визиту. Моему или колбасному. Я решил, что все-таки моему. Дружбанчика он нашел себе под стать. Лохматый, серый, но с явными проблесками бежеватости пес был лишь немного меньше Мистера Икса и меня не стеснялся. Сразу было видно, что он решил обустроиться у нас надолго. Я не мог рассмотреть, дама ли передо мной или бравый господин, но так как определенная кличка напрашивалась сама собой, я не стал вдаваться в подробности.

– Добро пожаловать в наше царство, Мистер Игрек, – поздоровался я с новым жителем двора, который уже уплетал колбасу, виляя хвостом.

Посидев с собаками на коврике, я встал, оглянулся и быстро вытащил кирпич от почтового ящика.

– Нет там ничего, – послышался недовольный голос сзади меня.

Я так вздрогнул, что уронил кирпич прямо себе на ногу. Не обращая внимания на резкую боль, я обернулся и увидел скучающую Машку на костылях. На ней болталось немного обшарпанное синее пальто, а волосы были собраны в прилежную косичку. И то и другое было крайне непривычным для дворовой красавицы. Не говоря уж о костылях. Я сдвинул брови. Как она могла появиться тут за какие-то считаные секунды? Если только прилететь на костыле, как на метле.

– Что это с тобой случилось? – спросил я сухо.

– На гимнастике упала, – как-то ехидно улыбнулась Машка.

Я недоверчиво осмотрел ее.

– Больно? – спросил я, хотя мне это было не очень интересно.

– Ужасно, – театрально протянула Машка и приложила руку ко лбу, как умирающий лебедь.

Тут за углом послышались быстрые, мелкие шаги, и вскоре в арку завернула очень красивая девушка в пышной красной юбке. Мне не понадобилось и доли секунды, чтобы понять, что это и есть та самая Пелагея, за которую с нами готов был подраться Пантик. И теперь я ясно видел почему. Она была прекрасна.

Наткнувшись на меня, Пелагея слегка испугалась и остановилась.

– Здравствуйте, покровительница небесных птах, – прошептал я с круглыми глазами.

– Что-что? – не расслышала Пелагея, но я только глуповато улыбнулся.

– Здравствуйте, – простонала Машка не своим голосом, и я удивленно повернул к ней голову.

Машка с демонстративно страдальческим видом опиралась о стену и чуть не плакала. При ее виде жалость охватила бы даже работника гестапо, не то что самозабвенного волонтера-марафонца. Пелагея ахнула и подпорхнула к бедняге, опиравшейся на костыли.

– Тебе помочь, девочка? – захлопотала она. – Тебе больно? Куда же ты собралась совсем одна?

– Я хотела выйти в магазин купить цветы, – застонала пуще прежнего Машка. – Сегодня у бабушки годовщина со дня смерти, и мне надо отнести цветы на кладбище. Но тут что-то очень сильно нога заболела…

Насколько я знал, обе бабушки Машки здравствовали и вполне даже бодрствовали. Машку и Борьку отправляли то к одной, то к другой на все каникулы, а иногда и на выходные в придачу. При таком счастье, конечно, можно было устать от жизни, но пока обе стойко держались. Грудь мою защемило от негодования.

Пелагея же почти что прослезилась, и уже в следующий момент они удалялись с нахалкой Машкой по мокрой мостовой в сторону магазина, а я так и стоял с кирпичом на ноге. От злости хотелось выть. Впопыхах я откопал в карманах мятый кусочек бумаги и ручку, написал трясущейся рукой пылкую записку и заткнул ее в наш ящик. Пора было разбираться с гнусными методами какашников.

– А что ты, собственно, хочешь? – закатил глаза Борька и откинулся на спинку стула, задрав руки за голову. Выглядело это нелепо, словно он еще недостаточно натренировался перед зеркалом, прежде чем демонстрировать миру свои крутые замашки, содранные у дядек в телевизоре. – Вообще-то, если уж на то пошло, выдвигать претензии на что-либо полагается нам, а не вам.

– И почему это? – процедил я сквозь зубы.