не хотела ничего от этого человека, даже после его смерти. Я обещала подумать, и сообщить о своём решении.

– Регина Сергеевна, ещё меня просили передать это, – и адвокат Солнцев положил передо мной белый конверт.

Я на автомате положила его в сумку, попрощалась и покинула офис.

Уже сидя в машине, я вскрыла конверт, в нем был ключ от банковской ячейки и информация об отделении банка. Я приняла решение не оставлять нерешенных вопросов и разобраться с этим прямо СЕЙЧАС.

В банковской ячейке был небольшой запечатанный пакет. Я зашла домой, борясь с желанием просто выкинуть этот пакет в мусорный бак и не вспоминать об этом. Его последнее желание – чтобы я получила это. Тут меня посетила мысль, возможно, его смерть была не случайной, и он всё знал. Тщательная подготовка говорила мне именно об этом.

Я забралась в кресло с ногами и вскрыла упаковку. Видеокассета, маленькая, на какую обычно записывают видеокамеры. И фотографии. Много фотографий. Я сплю. Я завтракаю. Я читаю. Я в его рубашке готовлю обед. Он снимал меня постоянно. Как я этого не замечала? Почему я не видела, кем я была для него? Я узнала фото, наше общее с ним фото. Оно сделано с отложенным таймером.

Я вставила кассету в переходник, который отправила в видеомагнитофон и села на пол перед телевизором.

По экрану шли серые полосы, а потом крупным планом – лицо Шерхана. По моей коже пошёл мороз.

Шерхан сел на диван лицом к камере и посмотрел на меня.

– Малая, прошу, не выключай! Просто досмотри до конца. Тебя об этом просит мёртвый друг детства. Мы же всегда были друзьями. Хотя, нет, кого я обманываю, – он усмехнулся, – С тех самых четырёх швов на твоей коленке я не видел в тебе друга, ты стала моей мечтой. В тебе всегда было гораздо больше, чем просто красивые глаза и улыбка. Ты красивая внутри.

Он задумался, поднял сложенные в замок руки к носу и продолжил:

– Я любил вас обоих. Поэтому я наблюдал за тем, как ты любила его, как он любил тебя. Такая одна большая любовь на троих, – он засмеялся, – Я не мог позволить тебе уйти вслед за ним. Ты ведь собиралась, я видел. Тебя ничто не держало здесь. Конечно, ты не хотела этого осознанно, но все твои действия вели тебя к гибели. Я не мог этого позволить.

Я люблю тебя. Тот день, когда ты стала моей, был лучшим в моей жизни. Это было счастье. Спасибо тебе за это.

Я хотел заботиться о тебе, хотел защищать тебя. Не вышло. Я стал для тебя самым худшим кошмаром. Знаешь, иногда ночью я заходил к тебе в комнату, когда ты спала, садился на пол, слушал, как ты дышишь. Я тихо разговаривал с тобой, объяснял, что со мной происходит и как мне страшно. Ты вздрагивала во сне, часто кричала, я был уверен, что во сне ты видишь меня.

Он поставил локти на колени, опустил голову, обхватив её руками.

– Когда всё началось? Не могу сказать. Наверное, я всегда был уверен, что ты его любишь больше чем меня. А потом я постоянно стал думать, что у тебя кто-то есть и ты меня скоро бросишь. Я всеми силами старался не позволить тебе этого сделать. Навязчивые мысли, что ты мне изменяешь, навязчивые мысли, что тебя надо наказать. Закрыть дома и никогда не выпускать.

Я не мог не замечать странностей, я поехал к врачу. Возможно, ты уже встречалась с Доктором, и он тебе всё сказал, если же нет, нажми на паузу и позвони ему, он тебе всё расскажет. Я даже говорить об этом не могу. Не могу и не хочу. Это почти убило меня, детка. Мне казалось, что я готов к этой жизни, а вышло, что нет. Болезнь просто согнула меня.

Только не вздумай меня жалеть. Или оправдывать. Нет. Все эти вещи с тобой делал я. Я всегда был таким. Злым и жестоким. Только когда я был здоров, я себя контролировал.

Всегда думал, что ты меня не любишь. Что когда ты со мной, ты думаешь о Добром. Я думал, что бы такое сделать, чтобы ты думала только обо мне. Вот видишь, я – монстр.

Я так любил тебя, что, когда вы были счастливы, я надеялся, что возможно когда-нибудь что-то произойдет, и ты станешь моей. Я уже тогда хотел его смерти. Я представлял, что моего лучшего друга нет. Есть только ты и я.

Мне стало хуже, не смогу так жить. Моё время заканчивается. Я постарался завершить дела. Мне страшно, Кысь. Я почти не сплю и глушу страх бухлом.

Когда я вспоминаю, что я с тобой делал, мне хочется напиться до беспамятства, чтобы ничего не чувствовать, чтобы не чувствовать боль, стыд. Я начинаю думать, как я могу все исправить. Не могу. У меня нет машины времени. Я бы вернулся в больницу и выгнал бы тебя с твоей книжкой из палаты нахр4н. Я перестал бы бороться и дал себе умереть.

У меня было всё. Я никогда ни в чем не нуждался, получал всё, что хочу, по первому требованию. Серьёзно, среди нас старте мне единственному всё было дано сразу – деньги, связи отца, примеры ведения бизнеса. Я воспринимал это как должное. Такое маниакальное чувство превосходства. Я думал, что я на голову выше. Потому что это я. Видишь, как жизнь меня обломала, – он рассмеялся, – Сейчас я просто больной ублюдок, у которого поехала крыша.

Добрый никогда не был мне другом. Он был мне братом. Это такое редкое чувство родства, которое возникает между чужими людьми. Когда чувствуешь их кожей. И ваши мысли идут в одном потоке. А ещё ты знаешь его лучше, чем себя. Он был лучше меня. Он был лучше нас всех. Я должен был позаботиться о тебе, когда его не стало. Я должен был. А я едва не убил тебя.

У меня было всё. Даже ты. Вообще не верил, что мечты могут сбываться. Всегда верил только в цели. Если хочешь исполнения желаний – идёшь и делаешь. Ты – это другое. Ты взяла и исполнилась.

Он замолчал, а потом поднял голову, посмотрел прямо в камеру и продолжил:

– Знаешь, мне не хватает тебя, Кысь. Сильно-сильно. Мне не хватает наших разговоров, шахмат и твоих сказок. Я бы всё отдал, чтобы говорить эти слова не на камеру, а тебе.

В следующую грозу я хотел рассказать