подозревая, проглотил несколько капель черного дождя. Глупо и несправедливо! Умереть — нет, об этом не могло быть и речи! Врачи этого не допустят!

Тошнота усилилась. Его вырвало в ведро. Так как желудок был пуст, на дно ведра выплеснулось лишь немного слюны и желудочного сока. И крови. Молодая женщина молча заменила ведро пустым.

— Пожалуйста, подождите! — крикнул Бен. — Я умру? Пожалуйста, скажите мне!

Женщина только пожала плечами. Она смахнула слезу и отвернулась.

Было так много людей, о которых еще нужно было заботиться. Люди, которые стонали или кричали от боли. Дети, чья кожа была так обожжена, что они были забинтованы с головы до ног, словно маленькие мумии. Беременные женщины, из чрева которых хирурги срочно извлекали детей, чтобы спасти хотя бы их маленькие жизни. Так много страданий, так много горя… Бездонное море, в котором его кровавая рвота была лишь ничтожной каплей.

Дрожа то ли от холода, то ли от страха, Бен лежал на койке и думал о матери. Где она сейчас? Почему она не приходит забрать его из этого ужасного места, где его судьба кажется предрешенной? Почему не приезжает отец, чтобы хоть поддержать его после стольких лет? Бен боялся заснуть — заснуть и никогда не проснуться. Но в какой-то момент усталость взяла над ним верх.

34

Канцлер никогда не мог похвастаться красотой, но он всегда излучал спокойное уверенное достоинство. Однако сейчас он выглядел старым и смертельно уставшим.

— Дамы и господа, на мне лежит печальная обязанность сообщить вам об ужасной катастрофе, постигшей нашу страну, — начал он. Его голос звучал отрывисто, выдавая чудовищное напряжение. Фабьен сделала звук громче.

— Вы все видели страшные кадры. Пока еще слишком рано говорить о том, что именно стало причиной. Но мои консультанты убедили меня, что с учетом всех фактов можно сделать только один вывод: бо́льшая часть Карлсруэ была уничтожена в результате террористической атаки с использованием ядерного устройства. Мы пока не знаем количество жертв, но очевидно, что оно исчисляется десятками, если не сотнями тысяч.

Он вздохнул, на мгновение замолчал и прикрыл глаза, словно борясь с подступившими слезами.

— Приношу… глубокие соболезнования жертвам и их семьям. От имени федерального правительства и всей нации выражаю благодарность спасателям, которые в невообразимых условиях, рискуя жизнью, делают все возможное для борьбы с последствиями этого ужасного бедствия.

Канцлер глубоко вздохнул.

— Федеральное правительство задействует все механизмы и ресурсы нашего правового государства, чтобы найти и наказать тех, кто несет ответственность за эту подлую атаку. Мы уже ведем расследование, координируя усилия с нашими союзниками. Я попросил министра финансов выделить один миллиард евро на чрезвычайную помощь и восстановительные меры. Но я понимаю, что это вряд ли уменьшит шок от произошедшего в Карлсруэ. Сегодня нашей стране нанесена страшная рана, на исцеление которой потребуется время. Сейчас мы все должны сплотиться и сделать все возможное, чтобы помочь непосредственно пострадавшим от взрыва и радиоактивного облучения. Поэтому я прошу всех сограждан добровольно сдавать кровь. Адреса ближайших пунктов сдачи крови, которые работают под эгидой Красного креста, вы найдете в интернете по указанному ниже адресу либо позвонив на горячую линию. Если вы можете предложить временное жилье людям, которые остались без крыши над головой, пожалуйста, тоже позвоните. Денежные пожертвования для пострадавших будут приниматься всеми благотворительными организациями по кодовому слову «Карлсруэ».

Канцлер немного выпрямился, и его голос стал более твердым.

— Дамы и господа, те, кто решил бороться с нашим свободным демократическим конституционным строем путем террора, принесли невообразимые страдания многим людям. Они нанесли удар исподтишка в самое сердце немецкой демократии. Но они никогда не смогут лишить нас единства, прав, свободы! Спасибо за внимание.

— Выключи телевизор, пожалуйста, — попросила Нора, — Я больше не могу это вынести.

Она зарыдала. Фабьен села рядом с ней на диван и обняла подругу.

— Куда катится этот мир? — всхлипнула Нора. Фабьен ничего не ответила. Она сама изо всех сил боролась с душившими ее слезами. Ужасные кадры не шли у нее из головы: дети с обожженной кожей, свисающей клочьями, тысячи трупов, плывущие по Рейну, плачущие сотрудники гуманитарных организаций. Сцены, знакомые ей по документальным фильмам о разрушительных гражданских войнах третьего мира, теперь разыгрались в самом центре Германии. И над всем этим — ужасное облако, которое можно было разглядеть за сотни километров. Ничего похожего Фабьен в жизни не видела. Так вот о чем предупреждали ее карты!

— Мне страшно, — сказала Нора. Она говорила шепотом. Дети еще не легли спать. Они сидели в комнате Ивонны и смотрели мультик.

— Страшно? Ты боишься радиации?

Нора медленно покачала головой.

— Я боюсь того, что будет дальше.

— Что ты имеешь в виду?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Я больше не могу мыслить трезво. Мне хотелось бы вообще забыть обо всем этом. Я просто боюсь, и все.

Фабьен поднялась с дивана.

— Пойду приготовлю нам успокаивающий чай.

Она направилась на кухню. И ей, и подруге нужно было немого побыть в одиночестве, собраться с мыслями. Карты с пугающей ясностью показали ей, что должно произойти. Если бы только она поняла их раньше! Стоило быть более внимательной к тому, что они говорят! Но ей казалось, что она понимает, она была уверена, что карты пытаются сообщить ей что-то о судьбе Ивонны. Однако все это время ее не покидало чувство, что послание Таро не имеет никакого отношения к исчезновению Иви.

Снова и снова в ее памяти всплывали страшные образы одиннадцатого сентября, неразрывно связанные с картой Башня. Фабьен до сих пор помнила странное ощущение: будто бы заглядывает не в прошлое, а в будущее. Но она проигнорировала предупреждение. Когда вскоре после этого дочь Норы вернулась целой и невредимой, ей даже пришла в голову мысль, что карты обманули ее. Она разозлилась на себя за то, что доверилась им, и снова спрятала коробку в нижний ящик комода в спальне. Слова бабушки звучали в ее ушах грозным предостережением: «Карты никогда нас не обманывают. Мы сами себя обманываем».

Она знала, что нет смысла винить себя. Она все равно не смогла бы предотвратить катастрофу — послание было для этого слишком туманным. Что же было делать? Бежать в полицию и рассказывать, что должно произойти нечто ужасное, но только она не знает, что, где и когда? Ее бы просто подняли на смех. Тем не менее она не могла избавиться от чувства, что совершила ужасную ошибку.

Фабьен вернулась в гостиную с двумя чашками чая. Нора снова включила телевизор, разрываясь между страхом и