Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надеюсь, слугам миссис Уэдон нравится отдыхать. Нам никак нельзя рисковать тем, что они явятся домой слишком рано и обнаружат этот разгром.
Сэндисон согласно кивнул.
— Хочешь осмотреть убежище священника? В нем было несколько интересных предметов, но ящиков с золотом не оказалось. Мы успели убрать все содержимое до визита Макдональда.
Лео следом за другом прошел в гостиную и с интересом посмотрел, как тот проводит рукой под каминной полкой. Один из двух книжных шкафов отъехал назад, спрятавшись в стену и открыв узкий проход, который привел в небольшую комнату со множеством полок по стенам. Кроме них, там оказалась только одна старая скамеечка для ног.
— И что же здесь было?
Сэндисон рассмеялся и ответил:
— Несколько свечных огарков, смятое письмо, шагреневая шкатулочка с хрустальным сердечком, псалтырь и молитвослов, пара повязок с вытканным на них якобитским девизом и детская игрушка-лошадка. Ничего, что имело хотя бы какое-то значение. Я все принес обратно. Не сомневался в том, что ты в любом случае пожелаешь сам взглянуть на все эти вещи.
— Ну что ж, вперед, Макдуф.
— Там было «на бой», — поправил его Сэндирон, укоризненно покачав головой, и повел Лео вверх по лестнице.
— Даже так? Ну и память!
Лео ухмыльнулся и ткнул его пальцем, изображая рапиру.
«И проклят будет тот, кто первым крикнет: «Стой!»».
— Ну нет, — уверенно заявил Лео. — Там были совершенно другие слова.
— Именно эти, дурак ты недоучившийся, — укоризненно покачал головой приятель, открывая дверь гостиной. — И это выражение прекрасно подходит к той ситуации, в которой ты сейчас оказался. Все, что мы нашли в убежище священника, лежит вот на этом столе, кроме скамеечки, естественно, которую ты уже видел.
Первым делом Лео прочел письмо: это оказалась поспешно нацарапанная записка, в которой получателю, некоему мистеру Баутину, рекомендовалось срочно бежать из страны. Тонкие буквы криво шли по листку, а подписью служила только большая буква «Ч» с завитушками. Взяв хрустальное сердечко, он посмотрел его на свет. Внутри прядь светлых волос и золотая проволочка были скручены в инициалы принца.
— Красивенькое свидетельство предательства, — заметил Сэндисон.
Лео согласно кивнул и вернул безделушку в шкатулку.
— Моя бабка рассказывала мне истории о том, как многие дамы в Шотландии носили «Сердца Стюарта», чтобы продемонстрировать свою поддержку притязаний принца на трон, но мне раньше не приходилось их видеть.
— И вряд ли еще придется.
— Верни вес туда, где ты это нашел, — решил Лео. — Наверное, большинство таких украшений выбросили или уничтожили после того, как принц проиграл Каллоденскую битву. Пусть хоть эта вещица сохранится, чтобы поведать людям свою историю.
* * *
Одна из свечей оплыла, и фитиль, утонувший в лужице воска, погас. Лео придвинулся ближе к другой свече и продолжил чтение, несмотря на то что из-за тусклого света делать это было довольно трудно.
Он искренне увлекся первым томом записок Виолы. Его удивил прелестный живой стиль повествования. Ее книга читалась скорее как роман, а не как сенсационные разоблачениям и он больше походил на приключения «Тома Джонса», чем на злоключения «Фанни Хилл».
Лео снова вернулся к началу и перечитал первую фразу: «В девятнадцать лет я стала любовницей графа Д***. Не стану рассказывать вам, как и почему все случилось, так как это может быть интересно только мне самой». И ни слова о том, что вызвало ее разрыв с семьей, как она стала куртизанкой. Виола старалась показать, словно она действительно появилась из ниоткуда уже полностью сформировавшейся жрицей любви.
Единственным намеком на происхождение Виолы были слова о том, что с первым любовником ее познакомил кто-то из близких, который так возмутился решением девушки принять предложение графа о внебрачной связи, что перестал разговаривать с ними обоими.
Это были единственные грустные строчки во всей книге. В остальном она представляла собой описание всевозможных грехов и наслаждений. Историю дружбы и соперничества. Виола охотно приняла ту жизнь, которую избрала… или которая избрала ее. Всем сердцем, безоговорочно и без малейшего раскаяния.
Такое бесстыдство должно было бы вызвать презрение. Лео прислушался к своим ощущениям, заставляя себя анализировать все, даже самые незначительные реакции. Странно, но он не испытывал даже легчайшего пренебрежения, а чувствовал только огромное любопытство, все усиливающееся уважение и даже своеобразное восхищение. Кем бы Виола ни была, она явно не считала себя чьей-то жертвой.
* * *
Виола оторвала глаза от рукописи и заметила, что Нэнс что-то поспешно прячет в карман передника. Под вопросительным взглядом своей госпожи горничная отчаянно покраснела. Что происходит?
— Зачем ты это сделала?
— Просто так, мэм. Сняла волосы с вашей щетки, только и всего.
— Но почему ты их спрятала?
Хорошенькая горничная опустила глаза.
— Для Ивановых человечков, мэм.
— Для чего?!
— Это такое гадание. Надо срезать два стебля заячьей капусты, а потом вокруг одного обмотать ваши волосы, а вокруг второго — волосы вашего возлюбленного. Их надо связать вместе и положить на стропила. Если они согнутся навстречу друг другу — он вас любит. Если в разные стороны — нет. Так мне деревенские девушки сказали в прошлое воскресенье после церковной службы.
— И ты решила сделать такого человечка мне?
— И его милости.
Щеки Нэнс уже просто пылали.
— А себе?
Горничная молча кивнула и поспешно выбежала из комнаты. Виола дала волю смеху, который так и рвался у нее из груди. Нэнс росла в городе, а теперь вот стала общаться с местными жителями. Похоже, ее внимания теперь будут добиваться слуги, конюхи и грумы. Нэнс, правда, часто жаловалась на поведение лакея Сэмпсона, что говорит о ее предпочтениях.
Виола зачеркнула последний абзац, и, кусая губу, стала думать: что же написать дальше? Обычно слова у нее так и лились, а вот главы, посвященные сэру Хьюго, давались с немалым трудом. Почему-то не находилось никаких остроумных слов в его адрес, но и не включать его в записки никак нельзя. Ей нужны интересные факты, а после той интригующей сцены в театре читатели будут рассчитывать на нечто захватывающее.
Отбросив перо, она закрыла чернильницу. Неплохо бы проехаться верхом и развеяться. Как выяснилось, пребывание в седле очень стимулирует мыслительный процесс. Можно подумать, что движение на лошади помогает ожить ее вдохновению и воспоминаниям.
Виола прошла следом за горничной в спальню, где Нэнс помогла ей надеть амазонку. Ну, если точнее, амазонку леди Боацицеи. Она провела ладонями по светло-бежевому полотну. Надо бы приобрести собственную, хотя ловкая горничная очень удачно подогнала эту на ее фигуру.