– Ты, быдло, – упорствовал Выксберг. – Да я…

– Что ж, вы приняли решение, – вздохнул я. – Сами спуститесь или помочь?

– Люди! – заорал барон. – Ко мне, на помощь!

– Значит, следует немного помочь, – заключил я. – Вы как предпочтете, чтобы я спустил вас с лестницы или выкинул в окно?

Лота что-то пропищала, а я слегка пристукнул кистенем по столешнице, и девушка притихла. Услышав шум в коридоре, прикрыл дверь и запер ее на щеколду.

– Сейчас мои люди выломают дверь и порежут тебя на части! – пообещал барон, прислушиваясь, как в дверь долбят чем-то тяжелым. – Встань на колени, и отделаешься поркой.

– Значит, в окно, – решил я. – Позвольте, господин барон, я вам помогу.

Барон и сам не хотел лезть в окно, и не желал принимать мою помощь. Упирался, растопыривал руки, пытался ударить и даже укусил за палец. И окно не хотело принимать в себя тело аристократа – бутылочные донышки, скрепленные раствором, сопротивлялись благородной голове, но в конце концов я победил и окно, и барона!

Проследив за падением тела, повернулся на шум. Дверь в номере крепкая, засов надежный, но вот косяк вызывал опасения. Вынесут ведь дверь с косяками! А я в гостинице прожил больше месяца и успел привязаться к этому номеру. Разбитый шкаф, сломанная кровать, а если еще косяки – жаль! Обнажив меч, вздохнул – правшу не переделать! – меняя руки, в левую ухватил рукоять меча, а кистень – в правую. Останься кистень в левой – мог бы кого-то убить. Глупость и чванство заслуживают наказания, но не смерти, тем более ни в чем не повинных людей.

Их должно ворваться человек шесть – столько я насчитал лошадей в конюшне. Минус барон, остается пять. Но, может, кто-то из слуг Выксберга решится пойти на выручку хозяина. Берем самый худший вариант – противников будет девять. Девять – это много, но если будет десять – совсем плохо. Если десять – придется их убивать…

Спасая от разгрома остатки комнаты, махнул кистенем, выбивая запор из пазов. Дверь распахнулась, стукнувшись о стену, и в проем вломилось пятеро, размахивающих мечами, при этом отчаянно мешая друг другу, а значит, помогая мне. Когда-то мои наставники говорили, что искусство боя одного против нескольких состоит не в том, чтобы драться со всеми сразу, а в другом. Даже самый опытный воин не в состоянии справиться с тремя-четырьмя противниками, если будет сражаться со всеми сразу. Искусство состоит в том, чтобы навязать бой на твоих условиях.

Сейчас я реализовывал наставления учителей – отбивал клинок у того, кто вырывался вперед остальных, а потом либо бил его кистенем в локоть или колено или эфесом в лоб. Через три-четыре минуты можно было добивать раненых и собирать трофеи для будущей коллекции. Но, как уже было сказано выше, убивать я никого не хотел, потому позволил поверженным противникам уйти. Те, кто ходить не смог, уползли. А трофеи… Нет, они того не стоили – старые мечи, названные оружием лишь по недоразумению. Я их и в руки не стал брать – и так видно, что их делали из сырого железа, а кузнец привык ковать серпы и подковы. Может, у барона получше? Я посмотрел в угол, куда улетел меч, но увидел там Лоту. Девушка вылезла из-под стола, пытаясь натянуть платье, но руки ее не слушались.

– Рубаху забыла, – кивнул я на смятую постель, где из-под подушки торчала нижняя сорочка Лоты.

– Какую рубаху? – не поняла Лота, смотревшая на меня со страхом и, как ни странно, с каким-то восхищением. – А, рубаху… Так черт с ней, с рубахой! Ты что наделал-то?

– Выкинул в окно наглеца, – пожал я плечами. – Подай-ка мне его железяку и ножны заодно.

– Артаке, ты чего, обиделся, что ли? – удивленно воззрилась на меня Лота, с трудом поднимая клинок.

– За труды, – обменял я оружие на пфенниг.

Девка не стала привередничать, монету взяла, но стояла и смотрела на меня, словно чего-то ждала.

Я взял меч барона, осмотрел. Вот этот клинок похож на коллекционный. По крайней мере – из стали. Но руки бы оторвать владельцу за уход – ржавчина, щербины. Эфес из слоновой кости, почерневший от грязи. Но дело небезнадежно – если наточить и отшлифовать клинок, разобрать эфес и помыть его теплой водой с щелочью, обмотать кожаным шнуром, то меч Выксберга может положить начало коллекции.

– Артаке, так ты чего? – отвлекла меня Лота.

– Я уже все сказал, – бросил я.

– Что – все? – не поняла девка.

– Я сказал – пошла вон, – повторил я.

У меня не было к ней никаких претензий. Ну какие могут быть претензии к шлюхе? Только я ее больше не хотел видеть.

Сунув клинок в обветшалые ножны (выкину и новые закажу!), я пошел вниз.

В общем зале опохмелялись и зализывали раны мои недавние противники. Серьезных увечий я никому не нанес, а ушибы пройдут. Увидев меня, зарычали, но подойти ближе не рискнули.

Барон Выксберг оказался жив-здоров и даже стоял на ногах. Около него суетились люди в засаленных ливреях, пытаясь напялить на его милость какие-то тряпки. Тут же околачивалась гостиничная прислуга во главе с хозяином.

– Барон, а почему вы до сих пор не собрали мои вещи? – подчеркнуто вежливо обратился я к Выксбергу.

Барон посмотрел на меня взором затравленного оленя, перевел взгляд на слуг.

– Ну, что стоите, олухи?! – попытался он рявкнуть, но от волнения пустил петуха.

Никто из слуг не спешил на помощь. Стояли как вкопанные, с намерением поглазеть – что будет дальше.

Я мог бы заставить барона ползать по двору, собирая мои рубахи и подштанники, но не стал этого делать. Злость я уже сорвал, а лишний раз унижать мне человека не хотелось.

– Ладно, барон, на первый раз я вас прощаю. Приводите себя в порядок, лечите головы, – усмехнулся я. – И уезжайте.

– А меч? – хрипло спросил барон, еще не веря своему счастью.

– А меч достается победителю, разве не так? Мы с вами честно сразились, вы проиграли. Урок вам на будущее – не стоит атаковать противника, если он стоит у окна. Верно?

После бурной ночи, падения со второго этажа барон соображал туго. Но кое-что до него дошло. Поединок, при котором ты проиграл, – это совсем не то, как если бы тебя выбросили из окна. Мог же барон сделать неудачный выпад, особенно на пьяную голову?

– Вы правы, – нехотя кивнул Выксберг.

– А, вот еще что, совсем запамятовал, – полез я в кошелек, вылавливая там монету. – Это не вы обронили?

Выксберг посмотрел на мою руку, захлопал глазами, словно увидел невесть какое чудо и начал мотать головой.

– Н-не, не я…

– Нет, это определенно ваша, – начал я впихивать монету барону, а тот, сжав кулак, почему-то противился. Пальцы барона затвердели, как у покойника, и мне не удалось их разжать.

– Барон, берите… – проскрежетал я сквозь зубы.

– Господин Артаке, я не мог потерять такую монету, – взмолился барон. Едва не плача, спросил: – Может, это была другая?