Кое-кто полагал, что в «Сне в летнюю ночь» отражены воспоминания об этих красочных развлечениях. Взять хотя бы замечание Оберона насчет Купидона, выстрелившего излука в «царящую на Западе весталку». Стрела пролетела мимо «царственной жрицы»[9]и упала на цветок, соком которого нужно смазать веки спящего, после чего тот влюбится в первое живое существо, которое увидит.

«Надо было привести сюда Куми», — подумал Томас. Ей пришлись бы по душе возраст и покой этих мест, понравились бы так же, как ему самому. Они бродили бы среди развалин, как говорили писатели XIX века, в дружеском молчании. Наверное, именно в такие минуты муж и жена были самыми счастливыми. Дело не в том, что они не любили разговаривать, спорить, даже схватываться друг с другом. Но иногда супруги просто отключались, получая удовлетворение только оттого, что находились рядом, делили не совсем одинаковые, но схожие мысли, чувства, объединенные общим восприятием и ощущением постоянной близости. Они могли читать у огня, каждый свое, или разливать по бутылкам домашнее вино, которое получалось у Томаса все время разным, или готовить спагетти с анчоусами, слушая радио. Они двигались, занимались своими делами, но при этом вели себя как единый организм, время от времени встречались взглядами и понимающе улыбались. Это было лучше всего. Так случалось в прошлом, и вот сейчас, в последние двенадцать месяцев, после многих лет леденящего молчания и яростных перепалок, они снова начали находить эти мгновения и улыбки. Томас попытался представить себе, как они с Куми снова стоят на кухне у него дома, но не смог отделаться от всплывшего в памяти мертвого лица Даниэллы Блэкстоун, прижатого к окну.

Найт медленно дрейфовал среди развалин, раздавленный ассоциациями, которые были связаны с этим местом, упоенный ими, отвлекаясь только на галок, которые кричали, усевшись на высокие стены. Он дошел до западной оконечности замка, откуда открывался вид на окрестности. Там, за полями, на месте которых когда-то разливалось рукотворное море, где Генрих V построил летний домик и сад, стояло одинокое здание. Не идущее ни в какое сравнение размерами и возрастом с замком, оно тем не менее обладало собственным тихим викторианским достоинством, и Томас без труда узнал его по фотографиям в бульварной прессе. Это был дом покойной Даниэллы Блэкстоун.

Найт прошел вдоль стен до того места, где в окружении строительных лесов находились развалины квадратной башни, разрушенной почти до самого основания. Протиснувшись между лесами, он спустился по насыпи на тропинку, обходящую вокруг стен, и прошел по ней к не обозначенной на картах дороге, ведущей на запад, к дому. Идя по ней, Томас то и дело оглядывался, чувствуя, что его тянет к оставшимся позади руинам так, как будто он уже бывал здесь давным-давно и оставил частицу себя.

Найт думал о том, что Даниэлла Блэкстоун умерла на пороге его дома. Теперь он шел к ней. Ему хотелось надеяться — может же такое случиться! — что он покинет ее обиталище, унося с собой еще один элемент загадки.

Дом оказался впечатляющим. Вероятно, когда-то это была ферма, но лет сто назад здание облагородили, добавили к нему пристройки. Крыша устремлялась вверх острым коньком, а посередине красовалось что-то вроде квадратной башенки. Дожидаясь, пока ему откроют входную дверь, Томас изучал темно-синий «ягуар» с желтыми номерными знаками, стоящий на вымощенной щебнем площадке перед крыльцом. Наверное, эта машина принадлежала Даииэлле.

Наконец дверь приоткрылась, и на пороге показался мужчина.

— Привет, — жизнерадостно поздоровался Томас. — Я Томас Найт.

Мужчина в дверях — слуга или адвокат? — подождал продолжения, а когда его не последовало, сказал:

— Извините?..

Он говорил отрывисто, едва шевеля губами, не отрывая взгляда от перевязи, на которой по-прежнему висела рука Томаса.

— Томас Найт. Журналист…

Дверь начала закрываться.

— Нет, не из газеты, — поспешно добавил Томас. — Я пишу статью о мисс Блэкстоун для литературного журнала «Увлекательная книга».

Страж на пороге застыл, затем покачал головой.

— Похоже, ее агент не предупредил о моем приезде, — пробормотал Найт, как будто до него только сейчас дошло, с какой проблемой он столкнулся.

— Боюсь, нет. В настоящий момент я являюсь управляющим имением мисс Блэкстоун. Сожалею, но не могу впускать журналистов в дом, пока здесь проводится опись имущества.

— Да, понимаю, я пришел не в самое подходящее время, — виновато произнес Томас. — Представляю, как нелегко вам сейчас приходится.

Дверь, которая начала было снова закрываться, остановилась. Задумавшись на мгновение, управляющий опять перевел взгляд на Томаса. Лет пятидесяти, начинающий лысеть, управляющий был одет в темный костюм, придававший ему сходство со скорбящим участником похоронной процессии XIX века. Серо-голубые глаза были подернуты дымкой, но их взгляд оставался жестким и скептическим.

— Честное слово, я договорился с агентом мисс Блэкстоун, — не сдавался Томас. — На самом деле это входит в обязательства по контракту. Если хотите, можете позвонить и во всем убедиться. Я подожду.

— А что вы намеревались здесь делать? — спросил управляющий, едва шевеля челюстью, словно отрабатывая искусство чревовещания.

— Да просто осмотреть дом. Понимаете, ощутить вкус. Я даже не буду фотографировать, — поспешил заверить Томас. — Среди наших читателей много поклонников мисс Блэкстоун. Она пару раздавала нам интервью. Конечно, я мог бы прийти еще раз, но завтра мне нужно быть в Лондоне, а в конце недели я возвращаюсь в Штаты.

— Сколько времени вам понадобится? — спросил управляющий, взглянув на часы.

— Часа будет вполне достаточно, — сказал Томас. — Может быть, и меньше.

— Мне нужно будет вас сопровождать, но у меня действительно нет времени…

— Да я и один управлюсь. Так даже было бы лучше. Может быть, мне удастся впитать больше, проникнуться духом дома, понимаете?

— Вне всякого сомнения, — угрюмо произнес управляющий. Не вызывало сомнений, что ему нет никакого дела до того, что имел в виду этот американец. — Я могу дать вам пятнадцать минут, — скачал он, отступая в сторону. — Давайте побыстрее покончим с этим.

Томас прошел в дом. Прихожая оказалась просторной, богато отделанной. В ней царил полумрак. В воздухе стоял запах мастики для натирания полов.

— Личное крыло мисс Блэкстоун состоит из гостиной, салона, обеденного зала, библиотеки внизу и всех помещений наверху. Пожалуйста, ничего не трогайте.

— Естественно, — заверил его Томас.

Он никак не мог взять в толк, с кем имеет дело. Возможно, перед ним стоял обыкновенный слуга, хотя было непонятно, почему тот продолжает носить эту маску и после смерти владелицы дома. Быть может, он тоже по-человечески переживал трагическую кончину Даниэллы и прятал свое горе в этих строгих, деловых манерах. Британцы не слишком-то славятся проявлением своих чувств. Быть может, он был любовником писательницы и рассчитывал получить в наследство все поместье…