Когда я уходила из «Пельменей», то во время последней встречи меньше всего хотела видеть именно его. Как он меня злил, я просто физически ощущала эту злость! Это был абсолютно иррациональный конфликт на ровном месте, необъяснимый по своей принципиальности и жесткости.

Сегодня, спустя полгода, я размышляю об этом и прихожу к выводу, что с моей стороны это все было неоправданно. Мне кажется, что нам просто было слишком тесно вдвоем. Сергей любит быть лидером, «альфой» – этого у него не отнять. Это совершенно нормальное желание для мужчины. Возможно, я его в чем-то затмевала или наши общие влиятельные знакомые были более благосклонны ко мне, а не к нему. Как и он, я внимательно слежу за своим имиджем, веду активную общественную деятельность за пределами сцены. Наверное, такой «кипиш» он воспринимал как покушение на его пространство.

Где-то тут кроется психологическая закавыка конфликта. Исаев многому меня научил, помог завести знакомства, пробиться. Конечно, у него свои «тараканы», свои переживания и заскоки, но, несмотря на это, он в целом адекватный, здравомыслящий человек, которому я могу сказать лишь «спасибо». Не знаю, как он сегодня ко мне относится, но я вспоминаю только хорошее.

Хочу поднять еще одну важную тему. Мое отношение к религии и к церкви. Время от времени у меня в «Инстаграме» появляются фотографии из храмов, они неизменно вызывают спор – что значат эти фото: позерство, хайп или нечто действительно важное?

В апреле 2014 года я впервые опубликовала фото, на котором я в платочке и со свечкой стояла в православном храме. Написала пару строк. Это был порыв души, какая-то иррациональная духовная потребность – зайти в храм именно сейчас и поделиться переживанием с другими. Мне сложно было объяснить словами, зачем именно я туда зашла, поэтому «высказалась» с помощью фото.

В ответ я получила тонны едких, строгих и даже откровенно враждебных комментариев: «Эта, из «Максима», пришла каяться», «Ишь модничает, платок, поди, от Луи Виттона», «Актриса рисуется» и так далее. Для меня стало откровенным шоком, что достаточное количество людей отказали мне в праве на искренние поступки, которые, по их мнению, шли вразрез с моим сценическим образом. Вроде как шутить – шути, но большее не позволим. Эта ситуация меня не отпускала целую неделю, пока я не поговорила с моим знакомым по раннему кавээновскому периоду Гришей.

– Во мне кипит буря негодования, – начала я. – Почему я с чистой совестью открываюсь людям, а в ответ летят камни? Что им надо?

– Это потому, Юля, что ты стала «слишком красотулей». Это обратная сторона популярности, ты настолько убедительна на сцене, так непосредственна, что зрителям кажется, будто в жизни ты точно такая же, как на сцене.

– Ну, Гриииииша! Глупости!

– И самое опасное, что этот образ постепенно овладевает и тобой. Вот сейчас ты ответила, как та самая «красотуля» на сцене. Твоя одежда, твои интонации, походка – образ выпирает отовсюду.

– Да ничего не выпирает!

– Слушай, мы с тобой давние друзья, поэтому я тебе все-таки скажу. У тебя же второй размер?

– Ну.

– А зачем ты в одежде делаешь так, словно он третий-четвертый? Ты подсознательно в жизни подстраиваешься под свой образ той девицы со сцены.

– Мне так нравится!

– Да это не тебе «так нравится» – это зрителям твоим так нравится. Ты – заложница чужих иллюзий.

В «Уральских Пельменях», да и во время всех остальных своих выступлений на сцене я всегда выкладывалась на сто процентов, досуха себя выжимала. Я глубоко убеждена, что если ты позволяешь себе играть вполсилы, если ты не «умираешь» на сцене, то просто обманываешь и себя, и зрителя. Фальшь на сцене – это саморазрушение и самообман.

Играя навзрыд, сливаясь с героем, на секунды, минуты, часы отказываясь от собственного «я» в пользу чужой и даже придуманной судьбы, вдыхая реплики сценария, становится все труднее «воскресать», возвращаться обратно к себе, несмотря на аплодисменты зрителей и требования выйти на бис.

А эти аплодисменты – как они пьянят, как быстро ты начинаешь зависеть от них! Появляется великий соблазн оставаться в жизни в том образе, который так любит зритель.

Еще, еще, еще! Любите меня, искупайте в овациях. Сама того не замечая, я – всамделишная постепенно вытеснялась в реальной жизни образом красивой, шумной и не очень далекой девицы. «Юля-красотуля» крыла все. С одной стороны – это же прекрасно! Такой образ сделал меня популярной, он всегда будет востребован, потому что – что бы ни происходило – война, голод, падение метеорита – не важно, но мужчина всегда будет тянуться к красивой женщине. Энергия этого межгендерного процесса еще тысячелетия будет согревать человечество.

Казалось бы, ну на что мне жаловаться? Пусть все идет, как идет, отдайся в руки происходящих событий. Но однажды ты перестаешь понимать, где ты, а где образ. Масочка прирастает. Чтобы этого не произошло, нужен выход за пределы сцены, за пределы зрительского внимания. Куда бежать?

Такую внутреннюю империю я нашла в общении с представителями Екатеринбургской епархии. Митрополитом, настоятелями храмов. Стремительная жизнь в творчестве – это безуспешная попытка перебежать на цыпочках бурлящую реку жизни. Вера – это мощный фундамент, усиливающий внутреннюю прочность и позволяющий сделать несколько спокойных шагов по воде.

То, что я соблюдаю пост, участвую в мероприятиях церкви, поздравляю с праздниками – это не показуха и не игра. Это ровно обратное – антиигра. Это – часть моей жизни, максимально удаленная от сцены. Иногда я прихожу в храм, чтобы послушать тишину. Или поговорить в уголке с настоятелем. Не о вере и не о Христе. Я советуюсь по простым жизненным вопросам. Мне важны его ответы, потому что он говорит со мной не как с «Юлей-красотулей», а как с молодой девушкой, которая иногда запутывается в простых вещах – это дистиллированное мнение, очищенное от примеси иллюзий.

Я люблю обедать в дорогих ресторанах, привередлива к качеству устриц и вина. При этом для меня большое счастье – после воскресной службы подняться вместе с настоятелем в трапезную, тесную каморку и поесть из простой, с небольшим сколом, тарелочки обычный капустный салатик, картошечку с легкой котлеткой и выпить сладкого травяного чая. Вся ценность этого места в том, что оно вне сцены. Вот где я могу понять, надета на мне масочка или нет. Понять где я, а где не я.

В Екатеринбурге я познакомилась с семьей одного молодого иерея, Сергия. Вначале мы с ним общались исключительно в стенах храма, иногда в уголке беседовали на различные темы, я просила его дать оценку тем или иным моим решениям в отношениях с людьми, поступкам. Несмотря на свой достаточно молодой возраст, он всегда демонстрировал невероятную глубину мысли. Всегда спокойно, вдумчиво, без тени осуждения высказывал свое мнение.

И как-то так получилось, что однажды мы с подружками пришли в храм, а после службы накопилось так много вопросов, что Сергий просто и невозмутимо сказал: «Юля, все вместе приходите ко мне в гости, я вас познакомлю с семьей».