– Если тебе от этого будет легче, София, то думаю, твоя мать всерьез рассматривала такой план. Тебе тогда не было еще пяти лет. Корабль нашей семейной жизни вовсю шел ко дну. Накануне я стрелял в Соломона Лу. Да, представь себе. Где-то вычитал, что нужно непременно серебряными пулями. К счастью, не попал. К несчастью, шайка ведьм жестоко избила меня. Ничего слишком серьезного. Вернее, ничего такого, что нельзя исправить пожизненным приемом антиконвульсантов. Виола, как ты метко выразилась, к тому времени слетела с катушек и на полном серьезе готовилась отдать тебя ведьмам на воспитание. Вспоминаю – даже не верится. Все едва не закончилось побоищем при детском саду. Мы явились туда за тобой. Она с одного конца улицы. Я и твой дядя Эдвин – с другого.

– Но ведь дядя Эдвин не может ходить.

– С тех пор и не может. Кроме нас, на улице были еще люди. Виола заставила их наброситься на Эдвина и меня. Не знаю, как она эта делала. Почему-то она никогда не пыталась влезть в голову мне. Другое дело – размозжить мой череп о мостовую. Я был уверен, что толпа закончит то, что начали ведьмы. Но тут заплакали дети, которые все видели из-за ограды. Ты тоже там была. Похоже, это и остановило твою мать. Она словно опомнилась и впервые за долгое время поняла, в кого превратилась. Сама вызвала «Скорую». А через несколько дней подписала все документы об отказе от родительских прав. Я думаю, она исчезла именно потому, что хотела защитить тебя от того чудовища, которым стала. И до последнего времени ей это неплохо удавалось!

– Пап, а сугубо умозрительно… ты бы не хотел ее снова увидеть? Узнать, как она сейчас живет?…

Гай Верна посмотрел на дочь. Его глаза едва заметно увлажнились, хотя, возможно, ей только показалось.

– Больше всего на свете я боюсь, что она захочет вернуться и отнять тебя. И мне не по себе от того, что кажется, именно это и начинает происходить. Что еще может означать ее письмо?

– Если ты не заметил, я уже не хожу в детский сад, чтобы меня можно было просто отнять.

Отец улыбнулся, но вымученно.

– Просто держись подальше от Соломона Лу. Мне хватило и одного повода для покушения на его жизнь.

– Заметано! Общаться с господином Лу у меня нет ни малейшего желания!

И это было правдой. Даже если недавняя оплошность в телефонной будке и говорила об обратном. Девушка вообще предпочитала не думать о своем странном поступке. О том, как она не стала звонить в полицию, чтобы рассказать о найденном трупе, а вместо этого набрала другой номер – тот, что Соломон Лу записал на карточке с адресом гостиницы «Монсальват». Пускай о мертвой ведьме позаботятся свои, решила девушка. Может быть, это была и не самая светлая идея. Но кто из нас хотя бы раз не ошибался номером?

Я на несколько дюймов высвобождаю из ножен меч, предчувствуя, что он может вот-вот понадобиться. Есть риск, что стальная грань клинка поймает свет от фонаря, тогда блик на лезвии выдаст мое присутствие. Но не вечно же мне красться узким переулком, все равно придется выйти на середину площади – так что осторожничать смысла уже нет. Я направляюсь к выключенному фонтану, всматриваясь в сумрак под навесами летних кафе и в очертания черепичных крыш – не шевельнется ли где хищная тень? До фонтана остается несколько шагов, сердце глухо стучит, отзываясь щекотной пульсацией в ладонях.

На каменном борту фонтана лежат ноги: мне видны босые ступни и голени с задравшейся до колен мокрой юбкой. Пятки сбиты в кровь, на лодыжках ссадины – женщина молотила ногами, пока ее голову держали под водой. Поодаль валяется пара туфель, на одной сломан каблук.

Наконец подхожу достаточно близко, чтобы заглянуть в чашу фонтана. В воде мягко колышутся длинные черные волосы, то и дело заслоняя прекрасное мертвое лицо утопленницы. Глаза ее широко открыты. Девушка почти живая, ее черты даже сохранили какую-то эмоцию – не ужас, а нечто среднее между удивлением и гневом; и из-за колебаний водной поверхности кажется, что ее губы слабо шевелятся. Но что она теперь поведает? Имя, привычки – все отобрала вода, осталось ничейное тяжелое тело. На шее у девушки чья-то хватка оставила сине-лиловые полосы – горло сжимали так сильно, что она, похоже, задохнулась под водой, а не захлебнулась.

Я опоздал совсем немного. От фонтана ведут мокрые следы. Когда убийца уходил, с него лилась вода. Много воды.

В лужах, которые оставил малефик, горят перевернутые фонари и луна. Я снова оказываюсь в переулке. Вода, скопившаяся между камнями мостовой, делается мутной, окрашивается темной примесью. Воздух пропитан сладковатым запахом, от которого меняется вкус слюны во рту. Слишком знакомый рыцарям запах парной крови. Я достаю меч и ускоряю шаг.

Снова опаздываю. На перекрестке спиной кверху лежит тело мужчины. Количество рубленых ран говорит о том, что лишить его жизни было непросто. И раз он продержался так долго, то, скорее всего, его противнику тоже досталось. Рука мертвеца сжимает стилет с обломанным лезвием. Лицо залито кровью, ею пропитаны волосы и борода. Кровь повсюду, словно слякоть.

Мне не остается ничего другого, как дальше идти по кровавому следу. Только на этот раз след не один. С места резни сразу в нескольких направлениях расходится зловещая дорожная разметка: смазанные отпечатки подошв вперемежку с кляксами крови. Почему-то я не верю, что убийц было несколько. Или что убийца оставил лишь один след, а остальные принадлежат кому-то еще. Пусть это начисто лишено логики, я чувствую, что разными дорогами это место покинул один и тот же человек. Хотя выходит, человеком-то его и не назовешь. С таким колдовством я еще не сталкивался.

На раздумья нет времени. Если я прав, то не важно, по какому следу бросаться в погоню – любой из них приведет меня к убийце. Он, должно быть, ранен, а значит, не мог уйти далеко.

Прячу меч. Бегу, стараясь экономно расходовать дыхание. Под ногами скользко от крови. Я и сам уже порядком выпачкался. След сворачивает во двор двухэтажного особняка. Отпечатки ног на крыльце. Не заперто. В доме горит свет. Лестница, ведущая наверх, вся в темно-красных пятнах. Значит, попался. Со второго этажа ему бежать некуда.

Я поднимаюсь по скрипучим ступеням, проклиная доносительство старых досок. Ничего, пускай этот дьявол набрасывается на меня – он напорется на изготовленный к бою клинок. Плохо, что с лезвия стерлись все до одного защитные руны. Сверху доносится приглушенный стон. Надо спешить.

След уводит за приоткрытую дверь. Рукоятка вымазана красным. Я толкаю дверь ногой и врываюсь в комнату. Никого. Только на полу в середине комнаты лежит надкушенное яблоко. Глянцевый символ греха, роковой в своем венозном цвете. Но где же убийца? Он ведь должен быть в этой комнате.

Я поднимаю перед собой Аргумент, готовясь приблизиться к занавешенной постели, и застываю в замешательстве. Откуда на лезвии кровь? Подношу клинок к глазам, и из недоумения меня отбрасывает в неверие, в тупое отрицание. По всей длине сталь запятнана подсыхающими брызгами и потеками, а на острие появились свежие зазубрины. Меч явно был в деле, но, думаю, я бы запомнил, если бы пускал его недавно в ход…