«Джуд. Это Байярд. Слушай, если у тебя проблемы с домом Кьератэра, дай знать. Я бы не хотел портить с ними отношения, но если ты не объявишься на этой неделе, я лично пойду к Гидемару. Ради бога перезвони».

«Джуд, здравствуй, дорогой! Это тетя Изабель. Вера сказала, что ты где-то путешествуешь. Ты приедешь на праздники? Звякни, когда будешь дома».

Звякнуть придется, только не сейчас. Отчитываться перед близкими, когда мне себя-то нечем успокоить, да еще и на голодный желудок, – вот уж увольте. Только разругаюсь со всеми.

Включаю телевизор, лишь бы отвлечься от своих мыслей. Власти столицы ввели ограничение на ввоз яблок из провинции Лэ. Ожидается, что ограничение снимут не раньше, чем завершится следствие по делу о смерти Марии Тэлькасы, найденной в своем доме в минувший четверг. Полтора года назад госпожа Тэлькаса переехала в Лэ из соседней провинции Анерленго, где была известна в благотворительных кругах. По предварительной версии смерть наступила в результате острой аллергической реакции, вызванной яблоком сорта «Рубиновый соблазн». В настоящее время выясняется, подвергались ли яблони этого сорта магической обработке с целью улучшения внешнего вида плодов и их вкусовых качеств. Данный инцидент всколыхнул давнюю дискуссию о безопасности магической модификации продуктов питания и о правомерности магического вмешательства в организм человека.

Пока общество взвешивает угрозы трансмутации, по земле уже ходит магически выведенный идеальный человек. И у него – мои рыцарские добродетели. А может быть, и глаза мои. И вот в голове снова раскручивается проклятая карусель: мелькают, сменяя друг друга, кастиганты, журналисты, Кьератэра, Ален Лурия, Джудит. А что, если он ее тоже модифицировал? Вставил ей в голову мозг, пораженный ленноксофобией, а ласковое теплое сердце заменил на баклажан? Может быть, Ален – именно тиран и импотент, который скорее выжжет чувства жены в машине Теркантура, чем допустит, чтобы Джудит ушла к достойнейшему? Эту версию стоит проверить. А до тех пор я бы и сам не отказался, чтобы над моим сердцем поколдовал алхимик – уменьшить бы хоть на треть это тупое и тесное ощущение в груди, которое оставил уход Джудит. Ощущение, что ничего хорошего уже не будет никогда. Что без нее не будет меня. Смахивает на симптомы драконьего кайфа. Я с наслаждением делаю несколько глотков из холодной бутылки. К магии прибегать еще рано, полечимся пока горечью жженого солода.

Нажимаю на кнопку, на экране водворяется тьма. Включаю стереопроигрыватель и забрасываю в рот пригоршню хлопьев. Запиваю пивом.

Усаживаюсь на свой верный диван. Устраиваюсь удобнее. Какое счастье, что в холодильнике есть еще одна бутылка.

Когда я просыпаюсь, в квартире тихо и темно. Пластинка докрутилась, и звукосниматель вернулся в пассивное положение – как черно-белый вампир из фильма тридцатых годов, который так же возвращался на рассвете в гроб: только что кусал белокожих прелестниц под музыку из балета, а теперь вот лежит, скрестив на груди руки, безупречно мертвый. Шипение из включенных динамиков сливается с шумом дождя за окном. Пока я спал, пивная горечь во рту превратилась в подобие обойного клея; надо попить воды. Как же я голоден! Пойти в магазин – только который теперь час? – или заказать что-нибудь…

Бешеной сиреной оживает телефон. У тишины – разрыв сердца.

– Джуд? – Знакомый голос в трубке, но спросонья не могу разобрать, чей: это то ли Лантош, то ли Байярд – в общем, кто-то из ордена. Надо же как соскучились!

– Я слушаю.

– А я думал, ты не в городе из-за разборок с кланом Кьератэра.

– Зачем звонишь, если думал, что меня нет?

– Магистр умер.

– …Это ты, Байярд? Когда?… Когда это случилось?

– Еще три часа назад я с ним разговаривал, потом он сказал, что хочет спать. Я сам прилег, потом выпил кофе – и минут пятнадцать назад мы его нашли…

– Я сейчас приеду. Ты у него?

– Нет, мы в больнице. Королевский госпиталь для ветеранов. Приезжать не надо. Завтра поедем все к нему домой, а сейчас они куда-то его переместят… Представляешь, его жена еще не знает… Почти насильно отослал ее домой поспать. К ней поехал Гораций.

– Господи. А что случилось?

– Его положили неделю назад. Дракон, который его искалечил… помнишь? Врачи сказали, что драконий яд все это время разрушал нервную систему…

– В смысле, все эти годы? Сколько это – пятнадцать лет? Двадцать? И это не лечится?

– Вроде бы теперь лечится, но нужно сразу начинать терапию, а тогда еще не умели. А когда научились, то болезнь уже была слишком запущена. Магистр, по-моему, догадывался, что его уже не выпишут; думаю, он был к этому готов. Спрашивал о тебе. Куда ты запропастился?

– Меня похитили.

– Воители? Под кителем? Джуд, слышно не очень хорошо…

– Потом расскажу. Черт, надо же… Ладно – значит, до завтра?

– Да. Пока.

С тихим щелчком кладу трубку на рычаг. Всякая сонливость начисто оставила меня. На кухне, не зажигая свет, отворяю холодильник, беру оставшуюся бутылку пива и, свернув крышку, надолго прикладываюсь к ледяному горлышку. Когда мы прощались в день мероприятия в Авеластре, магистр дал понять, что нам нужно многое обсудить. От этого разговора я и так был не прочь увильнуть. А уж Ален Лурия окончательно отменил эти планы. Ален Лурия и его интересные знакомые. Только теперь получается, что я не выполнил волю покойного. А самое главное – мне уже никогда не выяснить, для чего он приглашал меня к себе. Стал бы он звонить мне и справляться обо мне у Байярда, если б ему просто хотелось меня отчитать? Конечно, старики обидчивы… Тем паршивее то, что мне уже не загладить вину.

За окном глухо пророкотал гром. Мир скорбит о павшем воине, одном из последних, на ком стояла эта эпоха.

Я подхожу к окну. Из темноты ко мне навстречу подступает мое отражение в стекле, мой демон-близнец, живущий по ту сторону отчаяния. С ним-то мы и выпиваем. Не чокаясь, как и положено.

Обряд проходит на хорошем и остром осеннем воздухе; благодаря стынущим в туфлях пальцам ног и полыхающим на ветру ушам все бодрые и сосредоточенные. Кроме племянницы магистра (моего, наверное, возраста, если не чуть старше), никто из пришедших, включая вдову, не плачет: видно, что кроме ордена, магистр относился еще к одному братству – выбеленных сухих стариков, воспитанных в суровости и еще заставших войну, в этот день мнущих в руках свои шляпы и спортивные шапочки с сухим напряженным выражением выцветших глаз. Скоро им все чаще придется видеться на похоронах друг друга; это и их конец, но они не плачут.

Магистр в своих прежних доспехах из кожи и стали – без рунических оберегов, без вставок из аврихальковых волокон. Руки – на эфесе иссеченного меча. Старому воину уже ни к чему технологичная броня или современный заговоренный клинок. На лице магистра спокойное и простое достоинство человека, который готов предстать перед окончательным судом и не нуждается в защите.