Что ж, теперь нетрудно предсказать, о чем будет письмо. И все же я пройду до конца страстной путь, проложенный в завитках ее почерка.

Джуд! – писала как будто и не она. Соблюдена в общем виде ее бойкая круглая манера, но недоразвиты, скрадены эти ее щедрые хвосты и всякие петли, принадлежащие некоторым буквам и далеко заходящие на соседние строки. И все же, пожалуй, это ее рука, ее – увереннее, знакомее по мере движения к концу: похоже на орнамент, относящийся к какой-то пропавшей культуре, верной идее круга и связи всего со всем.

Что же ты наделала, скворчонок? Я медленно складываю прямоугольник бумаги, который еще хранит тепло твоих ладоней, твой отраженный запах. В нем чудятся и табак, растертый в горсти, и сломанная плитка шоколада, и полынная горечь полей, приносимая на закате августовским ветерком, на котором я частенько простывал в детстве.

Провожу пальцами по тисненому следу, оставленному на бумаге шариковой ручкой. Какие-то непривычные мышцы лица искривляют нижнюю губу. Ты подписалась «Твоя Джуд», сократив свое имя так, чтобы наши имена стали неразличимы. Что ты имела в виду? Какое-то духовное единство, в котором мы слиты друг с другом по сей день и ты по-прежнему – моя? Я что, должен черпать в этом утешение? Увы, моя метафизическая подготовка крайне слаба. Нет, я всегда считал тебя родственной душой, но все же, боюсь, я слишком дорожил и другой, более досягаемой близостью. Может быть, любовь моя, это и не было любовью, но это было чертовски настоящим чувством.

Я и сам не заметил, что сижу на ступенях. До моей квартиры еще два этажа.

По крайней мере, судя по тону письма, Ален Лурия не совершил над женой хладнокровной расправы, на которую, как она полагала, он вполне способен. Наверное, это должно меня успокаивать. С другой стороны, о, если бы она была в опасности, я бы, не медля ни секунды, бросился ее спасать. Я ведь рыцарь. Рыцари спасают принцесс от драконов. Но, похоже, в этот раз принцесса сама предпочла дракона рыцарю. В сказках про такое не услышишь.

Поворачиваю ключ в замке, запираю за собой дверь. Остаюсь наедине со знакомым запахом жилища. Скидываю куртку в прихожей и направляюсь в ванную, по пути продолжая разоблачаться. Забираюсь в ванну и почти до упора открываю оба крана.

Вода прибывает, обжигая и жаля мои ссадины. Я гляжу на свое тело, на синеву вен под кожей, на все эти родинки и волоски, и понимаю, что давно не был настолько гол. Не в смысле отсутствия одежды, а в смысле той предельной наготы, в которой мы приходим в этот мир и в которой его покидаем. Орденская жизнь в прошлом. Рыцарь без герба и девиза уже и не рыцарь. Что ж я теперь такое? В чем мое предназначение? Ах да, предназначения у меня тоже больше нет. Его уже исполнили кастиганты, пустив мою доблесть на создание идеального человека будущего. Очередной мой подвиг, в котором я почти не участвовал. А еще… А еще у меня больше нет женщины. Не сложу ей теперь на колени мою неприкаянную голову. Хоть бы ненависть мне оставили. В утешение. Но нет, Ален Лурия и этого меня лишил.

Я был бы рад видеть в нем дальновидное чудовище, подчинившее своей цели заблудших охотников до чудес, которые в наивности своей подготавливают почву для триумфа Алена Лурии над всеми людьми. Я бы хотел, чтобы он оказался импотентом, у которого на свою жену поднимается только рука. Но правда в том, что он, похоже, ни то ни другое. Помогая кастигантам, он помогает миру. На свой лад, конечно. И в ситуации с Джудит он проявил добродетельность, которой даже она от него не ждала. Ну да, он поступил необходительно, когда угрожал мне пистолетом и запер в багажнике автомобиля. Но думаю, что сгоряча можно было и похуже дров наломать.

Давно я не был так гол. Все с себя скинул, дальше только кожа. В общем-то можно не вылезать из ванны. А что? Наглотаться капсул антифобиума и дать теплой воде убаюкать себя. Никто и не заметит. Это даже не будет самоубийством, потому что от Джуда Леннокса и так уже ничего не осталось.

Останавливает меня только одно: нежелание облегчать жизнь Гидемару Кьератэре и его наемникам. Хотят моей смерти? Пусть попотеют.

Спускаю воду, вытираюсь полотенцем, сбриваю перед запотевшим зеркалом всю брутальную фактуру, отросшую на лице, иду на кухню.

В холодильнике слабый запах распада и тлена. Переправляю испорченную снедь в мусорное ведро. В итоге остаюсь при пустом холодильнике, если не считать кетчупа и каких-то заледенелых кусков в морозилке. Да еще есть пара бутылок пива, которые принесла Джудит. Открываю одну, бросаю замороженное мясо в раковину, провожу ревизию на полках. Отыскал вскрытый пакет с хлопьями разных злаков и шоколадку. До утра как-нибудь протяну.

Проверяю автоответчик.

«У вас семь новых сообщений».

«Джуд. Это магистр. Разве мы не договорились, что ты зайдешь ко мне? Я хотел с тобой многое обсудить. Когда обойдешь все окрестные кабаки, сделай милость, проведай старика».

«Алло? Джуд? Это Байярд, привет. Куда ты подевался?»

«Джуд. Это Байярд. Перезвони, как только вернешься. Магистру нездоровится».

«Джуд, это Вера. Мне звонили из твоего ордена. Говорят, что ты пропал куда-то. Тетя с дядей волнуются. И я тоже. Если нужно занять денег, просто скажи. Перезвони мне, ладно?»

«Джуд, здравствуй. Я не знаю, правильно ли я делаю, что звоню тебе. Просто… я заходила перед отъездом, а тебя не было. Меня мучает то, что мы так и не попрощались. В общем, я все сказала в письме. Нет, то есть, конечно, не все. Я имею в виду, что ты заслуживаешь настоящего прощания. Э… Я не в том смысле, что мы должны были переспать напоследок или еще что-то. Просто не хочу, чтобы ты думал, что я думаю, что от тебя можно отделаться письмом. Надеюсь, у тебя все хорошо. Ладно. Пока».