Но всему приходит конец. Городской воздух, который я с наслаждением пропускал через свои легкие, подсылает ко мне густое облако выхлопной вони. Это завелся, заурчав мотором, фургон, припаркованный рядом и занявший половину ширины переулка. Надпись на задних дверях фургона извещает, что его владельцы работают на «Сладкую Абигейл» и «доставят домашние сладости и выпечку к вашему порогу». Я рассеянно киваю водителю, явившемуся затем, чтобы открыть двери.

Думаю, можно отправляться домой. Принять душ для начала…

– Вы ведь Джуд Леннокс, верно?

Я оборачиваюсь к водителю. Вообще-то на улицах меня узнают не так уж редко. Это потому что новости о рыцарских орденах публикуют в разделе светской хроники. А на днях все газеты только и писали про мой полет на безголовом драконе. Так что ничего удивительного. Но и ничего хорошего. Про Авеластр стыдно вспомнить, да и в не том я сейчас состоянии, чтобы раздавать автографы.

Меж тем из пивной выходит плечистый парень, с которым я столкнулся в проходе, и перегораживает собой дверь. Кажется, и он теперь признал меня. Намечается уже целая очередь поклонников. Одновременно из сумрака подворотни появляется еще одна фигура. Третий мой почитатель держит в руке длинное древко с закругленной рогаткой на конце. Это боевой ухват, каким в сражении сволакивают всадника с седла. Значит, убивать пока не планируют – только покалечить или обездвижить.

Одна рука водителя, как удавка, обхватывает мне шею, а другая заламывает локоть. Кадык утоплен, грубая ткань рукава дерет подбородок. Здоровяк из харчевни сгребает мои ноги, оторвавшиеся от земли. Ребята крепкие, а у меня, как назло, все тело будто из суфле. Соревноваться в силе мышц бесполезно. Меня втаскивают в грузовой отсек фургона – после тесного багажника Аленова седана это почти роскошь. Куда поедем на этот раз? «Мы доставим домашние сладости и выпечку к вашему порогу». Черта с два.

Руки выпускают меня. Я получаю несколько беглых ударов в голову и в бок. Но это ничего. Главное – помешать им захлопнуть двери. Я вскакиваю и успеваю увидеть, как раздвоенный наконечник ухвата летит мне в корпус. Хорошо. Став боком, устраняюсь, перехватываю разящее древко и рывком провожаю его мимо себя, дальше. Противник, не выпустивший орудия, теряет равновесие и заваливается вперед. Пригнув ухват к полу, я встаю на древко ногами, мой оппонент орет, пытаясь выдернуть прищемленные пальцы. Это ему удается, но не без моей помощи: я пинаю его в лицо, отчего тот отлетает на асфальт. Его напарник тут же получает в висок тупым концом освободившегося древка.

Водитель фургона в растерянности трясет головой, не в силах признать, что расклад существенно поменялся за последние пару секунд. Он пятится, впечатленный участью своих поверженных друзей, и вероятно, с ним уже даже можно разговаривать. Но пружинистый адреналиновый демон, вселившийся в меня, слишком разогнался, чтобы я остановился вот так сразу. Спрыгиваю на землю, разворачиваю ухват рогаткой к обидчику и подсекаю его ближайшую ногу. Ну вот, теперь, когда он тоже лежит, можно и пообщаться. Хотя нет, сперва бью его что есть силы по ребрам. Все-таки меня здорово разозлили.

– Вы кто, на хрен, такие?!

– А-а-а, не убивай, мужик! Мир! Мир! Нам заплатили, чтобы мы тебя кое-куда доставили.

– Куда? И кто вам заплатил?

– Они не представились. Просто велели оставить фургон у портовых складов.

– Просто? Да вы, дебилы, хоть знаете, кто я такой? Неужели вы думали, что это действительно будет просто? Сколько вам заплатили?

Несчастный вытаскивает из-за пазухи пачку купюр, перетянутых резинкой.

– Да забирай все, только не бей больше.

Почему бы и нет? Думаю, у меня есть право на эти деньги. Прячу пухлую пачку в карман. Сзади щелкает выкидное лезвие. Я оборачиваюсь и вижу ощеренный кровавый рот, из которого мой ботинок только что выбил передние зубы. Снова пускаю в дело ухват. Свист рассекаемого воздуха. Хруст сломанных пальцев. Нож звякает об асфальт.

– Э, вы чего? – Из трактира вываливает народ, неровно строясь вокруг нас.

Понизив голос, обращаюсь к водителю фургона – из всей троицы он один выказал хоть какую-то способность к переговорам:

– Передай своим нанимателям: пусть не ищут со мной встречи, если хотят жить.

Бросив орудие несостоявшихся похитителей среди распластанных тел, я скрываюсь в подворотне, в которой прятался один из нападавших. Участие подвыпившей толпы в нашей приятельской потасовке мне совсем ни к чему. Тем более что я со всем уже блестяще разобрался сам.

Ухожу соседним переулком прочь от нарастающего шума. Вывески над заведениями тут ярче, компании – многолюднее и дружнее. Встречные прохожие при виде меня сворачивает к краям дороги – кто-то в испуге прижимается к стене, кто-то слегка отклоняется от прямой линии, закладывая лишнюю пару футов между мной и собой. Люди пришли сюда сбросить напряжение будней, а вид парня, только что побывавшего в драке, сулит немного не те развлечения, к которым они привыкли. Я перехожу на спокойный шаг, принуждаю себя дышать ровнее, жду, пока в висках перестанет шуметь от натиска крови. У одной из витрин останавливаюсь, чтобы осмотреть свое отражение в стекле, подставляя лицо свету фонаря то одним небритым боком, то другим. Привожу в порядок одежду, волосы, отираю со скулы подсыхающий кровоподтек. Ну вот, почти благонадежный член общества. В таком виде можно появиться и на бульваре Святого Павла.

Я присоединяюсь к потоку людей и начинаю пробираться в сторону Почтамта. Может, это и странно, но стычка возле пивной пошла на пользу моему самочувствию. Места ударов саднят и будто наливаются горячим воском, зато мысль работает упруго и четко, по мускулам расходятся благотворные волны недавнего возбуждения.

Нападавшие должны были отвезти меня в порт. Не то чтобы я совсем не верил в совпадения, но так уж вышло, что склады в порту принадлежат Гидемару Кьератэре, отцу Гаэтано Кьератэры, который погиб, сунувшись в замок Авеластр вместо меня. Помнится, со слов магистра, родня Гаэтано обвинила в его смерти меня. Похоже, за время моего отсутствия они не только не отказались от жажды мести, но и учредили что-то вроде фонда, средства из которого должны оплатить мою поимку. Ах да, они ведь настаивали на моем изгнании, но, видимо, лорд-мэр отказал, и теперь Кьератэра, что называется, взяли правосудие в свои руки. Интересно, чего добивается старик Гидемар? Хочет придушить меня трясущимися руками? Или просто посмотреть мне в глаза в надежде, что это приведет меня к раскаянию? Ладно, если не отступятся от своей затеи в ближайшее время, то узнают, что бывает от удара молнии в старый дуб. Надеюсь, газетчики используют именно этот образ. Старый дуб – это, естественно, патриарх дома Кьератэра, а молния – это отсылка к моему першандельскому прозвищу. Мощная метафора, как по мне.

За полчаса я добираюсь до своего дома.

Вынимаю содержимое почтового ящика. Пока меня не было, накопился целый ворох. Так снегом заносит крыльцо в отсутствие хозяина. Поднимаясь по лестнице, перебираю квитанции и брошюры, пока не натыкаюсь на конверт без единой марки или подписи. Просто белый прямоугольник из плотной бумаги с вложенным внутрь листком письма и чем-то еще, плоским, маленьким и твердым. Отправитель не указан, но я ни мгновения не сомневаюсь, от кого послание. Сердце чеканит удары, изнывая от равновозможности беды или счастья, которой чреваты невскрытые конверты. Моя превосходная взвинченность оставляет меня, пока я надрываю край бумажной оболочки. Мне в ладонь падает ключ. Ключ от моей квартиры, который я отдал Джудит на взлете нашего с ней романа. «Ключ от моего сердца», – заявил я тогда. И вот она возвращает его.