Николай пробирался по узким, влажным акведукам подземной части аула, черпая ладонью мутную воду, утоляя жажду и обливая лицо. Ссадины обжигало уже меньше — запекшаяся кровь покрыла ранки и царапины коростами. Сильно саднило ребро, скорее всего, сломанное, ныла нога, стянутая выше бедра найденной бичевой, да гудел затылок после экзекуций конвоира и легкой контузии от взрыва в доме. Там Синцов успел еще до появления врага сунуть в сапог «РГД-33»[50], а за пояс — «РГ-41»[51] из выданных в прошлые месяцы капитаном Делягиным запасов. Ни пистолета, ни ножа, даже ремня нет, поддерживающего галифе, которое теперь постоянно сползало и мешало ходьбе.

Он оценил обстановку, свое состояние и положение, влюбленно посмотрел на обе гранаты. А затем разочарованно вздохнул.

Гранаты без запалов сейчас являлись просто кусками железа. Максимум психическим оружием. Ведь хранил их лейтенант согласно инструкции отдельно от запалов в одном сундуке. А забрать их или вставить времени уже не было, когда фрицы ворвались в хижину.

Ладно, хоть вообще живой остался! «Надеюсь, их командира я уложил. И с ним его волкодавов. Дай-то бог!»

Синцов угрюмо почесал болванкой «РГ-41» мокрый лоб, еще раз тяжело вздохнул, прислушался к пальбе наверху снаружи. Огляделся. Мрачные темные своды подземелья давили морально. Под ногами журчала вода, примерно по щиколотку, один тоннель в полтора метра шириной вел к солончаку за аулом, служа стоком, другой поднимался выше, под сеть кяризов селения. Соответственно, ниже воды было больше, а вверху совсем немного, отчего местным жителям приходилось не просто спускать ведра на веревках, а самим залезать в колодцы под домами и черпать спасительную влагу.

«Если фрицы кинут хотя бы по одной гранате в кяризы нескольких домов, то мне капутики! Завалит — не выберусь», — подумал Синцов, утирая глаза рукавом.

— Агинбек, ты-то хоть там живой у меня?! — вслух спросил Николай, морщась от боли. — Надеюсь, мираб, ты слышишь мои позывы и поможешь. Работаем дальше, лейтенант Синцов! Вперед.

Старого охотника-пастуха не покидало ощущение своей неполноценности из-за недостаточной помощи плененному другу-офицеру. Коля-ака там выносит муки ада, терпит пытки врага, а он, аксакал, со снайперской винтовкой околачивается по окрестностям аула, бродит вокруг да около вместо того, чтобы отвлечь противника на себя, заставить его позабыть о лейтенанте.

Мираб подобрался к кусту белого саксаула, изготовил трофейную винтовку к бою, затем сделал рупором ладошку и послал во тьму солончака два протяжных скрипучих звуковых сигнала. Привычный прием удался — верный ишак ответил «иа-а-а» и появился из-за бархана на зов хозяина, продолжая блеять на всю округу.

Агинбек чуть высунулся, намертво припал к оружию щекой и выстрелил. Ловко передернул затвор и снова, уже почти не целясь, нажал спусковой крючок. Затем отпрянул в сторону и назад, сполз по склону холма и, семеня короткими шажками, двинулся в обход селения, еще дальше от своего вьючного животного.

Помощник командира диверсантов Виль лежал на гребне бархана, уткнувшись окровавленным лицом в песок. Пробитый бинокль валялся тут же рядом. А от аула к нему спешили двое бойцов с пулеметом.

* * *

— Рассредоточиться! — крикнул Мютц, узнав о гибели второго своего заместителя, сердито шикнул на ближайшего солдата: — Чего вылупился? Бегом с отделением на холм, окружить ложбину и ликвидировать этого чертова стрелка! Отто, ты со своими прочеши проклятый аул вдоль и поперек. Найди лейтенанта! Из-под земли вытащи!

— Командир, он и так где-то под нами, в этих катакомбах проклятых.

— Значит, похорони его там к чертям собачьим! Но чтобы наверняка. Понял меня?

— Так точно!

— Граббе, что у нас с рацией?

— Пока не могу починить ее, командир. Пробита в двух местах.

— Я это уже слышал. Когда она будет отремонтирована?

— Дайте еще пару часов, исправлю.

— Час тебе, Граббе. Только час. Если русские стянут в этот район силы, то засекут наше месторасположение пеленгаторами. И все коту под хвост!

— Понял, командир. Делаю, — ответил солдат громко, а тише уже прошептал: — И так коту под хвост все. Накрылся наш рейд. Стопроцентно.

Фашисты забегали по аулу, выламывая плети заборов и калиток, двери хижин и амбаров, закидывая гранатами кяризы и душные закоулки хлевов и скотозагонов. Мютцу не нужно было подгонять расторопных бойцов — те и сами желали поскорее найти и расправиться с врагом и свалить отсюда как можно раньше. Некоторые поглощали анаболики и стероиды, кололи себе шприцами наркотики, чтобы унять страх и придать сил уставшим организмам. Но делали это втихаря — увидит командир, прибьет.

Сам хитроумный Мютц с ординарцем обошел аул с юга и затаился возле разросшегося куста саксаула, корнями проткнувшего песчано-глинистую почву на одиннадцать метров вглубь. Рядом оказался один из выходов из-под селения, сток, влажный арык которого тянулся прямо к солончаку. Здесь мог оказаться блуждающий под аулом беглец, поэтому предчувствие опытного диверсанта не обманывало его — нужно ловить врага в самом неудобном для загонщиков месте.

Синцов появился из акведука, как черт из табакерки, — взмыленный, оборванный, страшный от грязи и ран, со злобным оскалом. Но не там, где ожидал его противник.

Ординарец Мютца дернулся на звук позади себя, окликнул командира и этим выдал засаду. Николай резким движением рукава протер слипшиеся ресницы, ахнул с коротким бранным словом и юркнул обратно. Автоматную очередь фрица он опередил брошенной гранатой — это его и спасло. Диверсант, опешивший от летящей в него смертоносной болванки, бросился назад, сбил вскочившего на ноги Мютца, и оба повалились в жижу арыка: ординарец плашмя на командире, потонувшем в грязи стока.

Шипящая ругань старшего эсэсовца переросла в грубую брань, когда оба поняли, что граната не взорвалась и не собирается издавать громогласный привет от русского в силу отсутствия в ней запала. Мютц подбрасывал «РГ-41» в мокрой ладони и яростно матерился, пока солдат пытался отряхнуть командира от ошметков глины и сгустков пены, выносимой потоком арыка.

— Спасибо, что прикрыл меня, я запомню это, — вдруг сменил тон Мютц, скривившись от вони. — А теперь иди за ним туда.

— Куда? — недоуменно нахмурился боец, вытиравший грязные руки о свой комбинезон.

— За ним в тоннель. Живо! — повысил голос гауптштурмфюрер, одергивая руку солдата.

— Й-есть!

Недовольный и малость струхнувший диверсант побежал к той пещерке, куда нырнул беглец, а Мютц сплюнул и полез наверх, туда, где, по его расчетам, находился вход в кяриз с прятавшимся русским.

Синцов, тоже немало напуганный немцами, невольно перекрестился, вспоминая, как рефлекторно бросил негодную гранату в противника, но тем самым дал форы себе и спасся.