Они зашли внутрь, Лотта примерила туфли и быстро решилась на покупку, чтобы не задерживать подружку – та заехала в Осло совсем ненадолго, поэтому таскать ее по магазинам вовсе ни к чему.

Пока продавщица ходила на склад за туфлями, Лотта показала подружке, чтобы та не скучала, другую выставленную на распродажу обувь. А когда Лотта оплатила покупку, подружка сказала, что нашла пару ботинок, которые хотела бы примерить – не против ли Лотта? Лотта была не против. Приятельница примерила правый ботинок и прошлась по магазину, чтобы понять, как он сидит на ноге. Затем она надела и левый и прошлась еще раз, уже в обоих ботинках. Она спросила, нравится ли Лотте, и Лотте ответила, что ботинки отличные и, похоже, очень практичные. Подружка согласилась. Она опять прошлась по залу, одновременно рассказывая Лотте и доброжелательной продавщице о своих ощущениях, после чего поинтересовалась у продавщицы, стоит ли этим ощущениям доверять. Продавщица ответила, что да, доверять стоит, у нее самой тоже есть совершенно такие же ботинки и для прогулок они незаменимы. На это подружка Лотты сообщила, что почти каждый день подолгу гуляет. «Ну, тогда удобнее этих ботинок вам не найти», – сказала продавщица. Еще несколько хвалебных отзывов – и дело было решено.

Выходя из магазина, приятельница поблагодарила Лотту за то, что та привела ее сюда. «Как хорошо, что ты привела меня сюда, – воскликнула она, – просто замечательно, Лотта! Спасибо тебе!» – будто поход в магазин был гвоздем всей недолгой программы ее пребывания в Осло. И Лотта вновь принялась ломать голову: может, подружка сказала так, чтобы развеять смущение Лотты оттого, что, обсуждая Сизифа, она думала о туфлях? А может, подружка вообще сказала это с издевкой?

Однако сейчас, проведя несколько суток в кровати, Лотта поняла, что для некоторых купить пару ботинок было задачей почти непреодолимой, как психологически, так и физически. Что Лотта, сама того не подозревая, помогла подруге. Возможно, та уже давно собиралась купить новые ботинки, потому что подметка на старых отошла, но для этого ей пришлось бы идти в магазин, выбирать из сотен выставленных на полки пар одну, просить продавца принести ей обувь нужного размера, а потом еще и на глазах у продавца снимать свою старую обувь, такую удобную и родную, и выставлять на всеобщее обозрение носки, возможно, даже с дыркой, втискивать ногу в новую обувь и пытаться в ней пройтись, когда вокруг полно посторонних, незнакомых людей. Занятие невыносимое и утомительное. Лотта же помогла ей решить такую простую и необходимую задачу, как покупка новой обуви. Все мы ходим по земле. И каждому нужна обувь.

Таге Баст не давал о себе знать, зато дочка написала, что после написанного Лоттой мейла бывший муж пошел ей навстречу и согласился изменить планы на отпуск. Дочь горячо благодарила ее. Советы Лотты действительно помогли. Лотта встала, включила кофеварку и зашла в туалет, а, выйдя оттуда, по старой привычке вытащила почту. В почтовом ящике она обнаружила флаер с логотипом Академии искусств. Приглашение на показ фильма Таге Баста «Забастовка? Брехт и Бёк».

Про других преподавателей там ничего не говорилось.

И что это значит? Преподавательницу балета и всех остальных он в фильм не включил? В флаере, который она сейчас держала в руках, ни словом не упоминались ни Фоссум-Хансен, ни Ховиг, ни Банг. Только Брехт и Бёк. Неужели речь пойдет лишь о ней? И почему тогда он не предупредил ее об этом? Наверное, Таге Баст, обрабатывая весь гигантский отснятый материал, в котором он, по его собственному признанию, едва не утонул, понял, что придется чем-то крупно пожертвовать.

Она и сама нередко давала такой совет студентам. Как часто студенты мучаются, не желая сокращать текст, созданный с величайшим усердием, и считая такой поступок чуть ли жестокостью. В то же время стоит им сократить пять или даже семь предложений до одного, как вдруг в общей неразберихе начинают проступать вполне разумные выводы, а работа приобретает стройность, и тогда студенты перестают бояться сокращений.

Видимо, нечто подобное случилось с Таге Бастом и его фильмом. Пять преподавателей оказалось чересчур много для такого коротенького фильма – насколько Лотта помнила, на подобные проекты отводится всего двадцать минут. И, по-видимому, лесными сценами он жертвовать не решился – благодаря небу и свежему воздуху они наверняка выгодно разбавляют бесконечные кадры, сделанные в стенах Школы искусств. Даже балетный зал, пусть просторный, на экране наверняка выглядит довольно тесным.

В четверг, в семь вечера.

Видимо, пока она лежала под одеялом, Таге Баст сам бросил флаер ей в почтовый ящик.

В четверг, в семь вечера.

Мероприятия, которым отводилось вечернее время, считались более интересными, чем те, что проходили днем. Тех, кто сподобился дойти до Академии искусств после работы, положено награждать. И если фильм Таге Баста решено показать вечером, значит, руководство Академии ознакомилось с фильмом и сочло его вполне достойным, чтобы зрители потратили свой вечер на просмотр. Показ будет проходить в одном из больших залов, следовательно, администрация рассчитывает, что народу явится немало. Об этом Лотта думать не желает. Но на просмотр она пойдет, это точно.

Она по-прежнему сидела дома. Ей пришлось отменить одну встречу – наверное, не последнюю. Лотта чувствовала себя, скорее, утомленной, чем расстроенной, однако усталость не помешала ей проверить несколько заданий и составить списки литературы на следующий семестр. Когда она забывала заглавие книги или год издания, то просто заходила на сайт Национальной библиотеки – бежать в Академию искусств и рыться там в книгах для этого вовсе не обязательно. Все-таки работать из дома не так скучно, как она боялась. Сколько, оказывается, она тратит сил на общение с другими людьми, а ведь прежде она этого не осознавала… И как хорошо не выбирать одежду, не краситься, не смотреться в зеркало и особенно не стоять перед камерой.

Четверг, пять вечера.

Лотта долго простояла под душем. Сердце у нее билось по-заячьи быстро, и чтобы успокоиться, она делала все будто в замедленной съемке. Не торопясь вытерлась, стараясь не смотреться в зеркало, втерла в тело молочко, неспешно, без привычного раздражения. Почистила зубы – по десять раз провела зубной щеткой с обеих сторон и спереди, достала чистые джинсы и простую льняную рубашку и включила кофеварку. И когда по дому пополз запах кофе, самочувствие у Лотты улучшилось.

Когда кофе сварился, она взяла чашку, распахнула дверь на улицу и уселась с кофе прямо на крыльце. В хорошую погоду она часто так делала. Стоявшее высоко в небе солнце сулило скорое лето, Лотта зажмурилась и запрокинула голову.

Стрелка перевалила за шесть, но приходить слишком рано Лотта не собиралась. Впрочем, как и являться в последний момент. Она накинула на плечи шерстяной свитер – а вдруг вечером, когда она будет возвращаться, уже похолодает? – и направилась к Бломаннгата, но не обычным маршрутом, а свернув к реке, которая сейчас так величественно текла к океану, и лишь потом поднялась к Академии искусств. Лотта шла, сжимая в кулаке двадцать крон для румынской нищенки, но той на обычном месте не оказалось.