– Я вам так скажу, Илья… ничего, что я по имени? – Голос начальника колонии прозвучал покровительственно.

– Да, конечно.

– Кто-то очень сильно помог Артюшину.

– Что вы имеете в виду?

– Месяца за три до его освобождения у нас в поселке появился Пономарев.

– Тот самый? – удивленно переспросил Илья Никольский.

– Тот самый… Дело в том, что его компания собирается прокладывать через наш лес газовую трубу. И Пономарев отчего-то захотел повидаться с Артюшиным.

– А вы что?

– А что я? – пожал плечами «барин». – Разрешил. Ничего в этом противозаконного нет. Заключенный Артюшин режим не нарушал, а о чем они там разговаривали, я даже не знаю. Да и неинтересно как-то было. Других дел полно!

– А откуда Пономарев знает этого Артюшина?

– Я тут как раз его личное дело просмотрел перед твоим приходом. Знаешь, они когда-то вместе учились в военном училище. Вот только Пономарев доучился, а Артюшину не довелось. Был отчислен за драку. Так вот, по нашим оперативным данным, зачинщиком драки был как раз этот самый Пономарев, но Артюшин друга выдавать не стал, взял всю вину на себя. Потом их пути на какое-то время разошлись. Но вот когда Артюшин попал в наше заведение… Пономарев сделал все возможное, чтобы его вытащить. Вот такой, я понимаю, был расклад. Как, помог я тебе, майор?

Нужный ответ получен, да и время уже вечернее, пора собираться в обратную дорогу.

– Да, очень выручили, товарищ полковник.

* * *

Вернувшись в Москву, Никольский собрал оперативный состав.

– Вот что, коллеги, – проговорил он. – В деле об исчезновении Владлена Лозовского не все понятно: то ли он жив, то ли мертв, то ли где-то скрывается. Машины его, кстати, во дворе тоже нет… Его надо найти. Любая информация о нем очень важна! Активизируйте работу своей агентуры; может быть, ваши люди что-нибудь подскажут. Поспрашивайте по его месту жительства, может быть, что-нибудь нароете. Постарайтесь побывать во всех тех местах, где он обычно появляется. Он ведь занимается кладоискательством? Поговорите с его приятелями, только поаккуратнее – он не должен знать, что мы его усиленно разыскиваем.

– Он обвиняемый? – спросил Вадим Кузнецов, оперативник, перешедший три месяца назад из соседнего отдела.

– Пока еще нет, – признался Никольский. – Пока это первоначальные проверочные мероприятия. Если они не дадут результатов, то по истечении десяти суток передаем дело в розыскное подразделение, выбираем меру пресечения, составляем план мероприятий организационной работы для розыска. Но хотелось бы уложиться в отведенный срок… Вот это вам суточная сводка, а это портрет разыскиваемого Лозовского. Может, у кого-то есть вопросы? – внимательным взглядом окинул он собравшихся. Вопросов не оказалось. – Разбирайте фотографии!

В просторном, строго обставленном кабинете дона Писрро Альтамирно над столом из черного дерева висел огромный, в полный рост портрет выдающегося предка командора Эрнана Кортеса, испанского конкистадора, завоевавшего Мексику и уничтожившего государственность ацтеков. Узкие ладони командор сжал в замок, и на безымянном пальце, приковывая взгляд, был запечатлен крупный перстень с изумрудом. Легенда гласит, что камень когда-то принадлежал последнему императору ацтеков Монтесуме.

Рядом висел портрет поменьше, лишь отдаленно напоминавший самого командора, – имя этому человеку было дон Мартин Кортес, родившемуся от незаконной связи Эрнана Кортеса с переводчицей и любовницей Малинче (совсем не случайно Мартина когда-то прозвали первым метисом Мексики), которую он любил крепче всех своих женщин, – а их в жизни у великого завоевателя было немало. Именно от него пошли все предки дона Писрро Альтамирно.

Во внешности Эрнана Кортеса не было ничего зловещего. Скорее наоборот, его можно было назвать привлекательным: он имел тонкое худощавое лицо, свойственное людям из высшей аристократии, крупные пронзительные глаза, над которыми удивленно взмыли дугообразные брови, острый подбородок с аккуратной бородкой. Костюм из черной и красной тканей изыскан, а аккуратные валики расширяли линию плеч; горделивую голову поддерживал жесткий кружевной ворот. На голове у Кортеса мягкий берет с жестким, опущенным книзу бортиком. Женщины, по всей видимости, находили его невероятно привлекательным.

Для одних в памяти потомков дон Эрнан Кортес оставался жестоким завоевателем, разорившим процветающую империю ацтеков; для других он был патриотом, до конца выполнившим дворянский долг перед испанским королем. Где в действительности присутствовала правда, разобраться сейчас было невозможно; скорее всего, беспристрастного портрета не получить. Но для дона Альтамирно Кортес был знаменитым предком, блистательным полководцем, относящимся весьма уважительно к порабощенным индейцам. Для своей удочеренной дочери (младшей дочери императора Монтесумы) он построил замок в Испании, доставшийся впоследствии ее потомкам. А в завещании просил придать законный статус своим детям-метисам, рожденным от многих индейских наложниц.

Эрнан Кортес, проживший буйную жизнь, впоследствии забытый испанским королем, для которого он завоевал целую империю, не понятый церковью, упрекавшей его в излишней жестокости, не сумел отыскать успокоения даже после смерти: останки командора были перезахоронены восемь раз. Предки воинственных ацтеков грозили вытащить его из могилы и казнить, пусть даже мертвого. В последний раз перезахоронение произошло тайно по приказу президента страны, и о том, где покоится прах великого конкистадора, знал весьма ограниченный круг людей. В число посвященных Писрро Альтамирно не входил – возможно, в силу того, что в нем текла ацтекская кровь. Не раз он пытался узнать могилу своего предка, но всякий раз получал из администрации президента вежливый отказ.

Возможно, именно тогда дон Альтамирно осознал, что ацтекской крови в нем куда больше, чем крови колонизаторов. Разбавленная впоследствии многими поколениями испанцев, кровь не сделалась жиже, она-то и толкала его на дальнейшее противостояние властям. Узнав, что в Вене, во дворце Хофбург, хранится шапка с перьевым украшением императора ацтеков Монтесумы Второго, Писарро снарядил три десятка индейцев, чтобы они пикетировали правительственные здания Австрии и требовали возвращения реликвии на родину. Нарядившись в одежду ацтеков, с плакатами в руках, собирая вокруг себя десятки туристов из различных стран, индейцы требовали вернуть им национальное достояние. Последующие переговоры о передаче артефакта ни к чему не привели, но международный резонанс был значительный.

Дон Альтамирно вернулся к столу, на котором, в память от предков, стояло несколько фигурок ацтекских божков. Несколько столетий назад они должны были вызывать трепет у всякого, кто их созерцал, но сейчас исполняли роль украшений. Лишь только один из них, бог жертвоприношений, Ицли – сделанный из черного обсидиана в виде копьевидного ножа, с большими агатовыми глазами по обе стороны ручки и огромными белыми заточенными зубами по краям, – внушал откровенный страх; по спине невольно пробегал холод при мысли о том, для какой именно цели этот нож был предназначен.