– Совершенно верно. Обратите внимание на его правую ладонь.

Альтамирно всмотрелся. В его пальцах не было ничего странного, за исключением разве что перстня с невероятно крупным камнем.

– Вы говорите о перстне?

– Да, – тихо произнесла колдунья. – А теперь посмотрите на этот рисунок, – перевернула она страницу.

С глянцевой страницы на дона Писрро смотрел сам Монтесума в большой шапке, украшенной длинными зелеными перьями. Осанка, как и подобает императору, величественная, взгляд пронзительный, наводящий страх на всех подданных. Прежде ему не доводилось видеть этой старинной литографии. Сосредоточиться на рисунке мешало глубокое декольте колдуньи – дону Писрро так и хотелось заглянуть в разрез ее платья.

– Я вас не понимаю, – с некоторым вызовом отреагировал он.

– Посмотрите на его шапку, – подсказала донья Крузита.

Бог ты мой! В самом центре императорской шапки был точно такой же изумруд!

– Вы хотите сказать, что Эрнан Кортес забрал у императора его камень? И что это не легенда?

– Да. Этот изумруд был символом императорской власти. Свое могущество Монтесума потерял сразу после того, как расстался с этим камнем. – Мигель! – громко позвала донья Крузита слугу.

– Да, госпожа, – предстал перед нею престарелый слуга и слегка поклонился.

– Ты приготовил то, о чем я тебя просила?

– Приготовил, госпожа.

– Принеси.

– Слушаюсь!

Через минуту Мигель появился, сжимая в руках огромный глиняный горшок с крышкой.

– Не желаете ли взглянуть, что там внутри? – с любезной улыбкой поинтересовалась хозяйка дома.

– Не знаю, что вам сказать, – засмущался дон Писрро. – Право, я не голоден…

– Я настаиваю.

– Только для того, чтобы доставить вам удовольствие.

– Мигель, приподними крышку.

Слуга приподнял крышку, и на глиняном дне Альтамирно увидел окровавленное сердце и потроха.

– Черт возьми, что это такое? – преодолевая отвращение, спросил гость. – Уж не собираетесь ли вы потчевать меня этой гадостью?

– Не пугайтесь, – успокоила хозяйка. – Это сердце и внутренности барана. С их помощью можно заглянуть в будущее. Хотя наши с вами предки использовали для этих целей человеческие сердца, не правда ли?

Дона от омерзения передернуло:

– И что же говорит это сердце?

– Не хотела бы вас пугать, уважаемый дон Писрро, но эти внутренности говорят о том, что вы должны раздобыть утраченный изумруд. Иначе вас ожидает смерть.

– Однако! – невольно выдохнул дон. – Провел, стало быть, приятный вечерок. – Он ослабил ворот галстука. – И где же я, по-вашему, должен его отыскать? Он, наверное, уже давно потерялся!

Колдунья осталась равнодушной к заявлениям гостя.

– Такие камни никогда не теряются. – Взглянув на вырезанное сердце, она продолжила: – Ацтеки возродятся только тогда, когда изумруд императора вернется на родину и украсит безымянный палец ацтекского владыки. Что вы на это скажете?

– Куда же мне деться? Попытаюсь… Я пойду, донья, – устало проговорил Альтамирно. – У меня сегодня еще масса дел.

– Не торопитесь, дон Писрро, я еще не все сказала.

– Слушаю вас, – устало проговорил дон, опустившись в кресло.

– Когда-то Эрнан Кортес удочерил младшую дочь императора ацтеков. В испанских источниках она известна как донья Мария Кортес де Монтесума. Впоследствии она приняла христианство и была весьма набожна.

– Мне известно об этом, – раздраженно ответил Альтамирно. – Что с того?

– Однако род Монтесумы прервался. А по ацтекским законам следующим главой государства должен стать верховный жрец.

– Какое отношение это имеет ко мне?

– Дон Писрро, вашей прародительницей была донья Малинче, дочь верховного жреца империи инков. Следовательно, вы законный наследник империи.

Альтамирно нервно сглотнул:

– Я не думал об этом.

– Это ваш крест, дон Писрро.

– Кажется, я понимаю…

– Вы мой господин, а я ваша раба. Я целиком в вашей власти. – Положив свою узкую ладонь на короткие пальцы дона, женщина продолжила: – Распоряжайтесь мной, как вам заблагорассудится.

– Я бы хотел забрать у вас этот альбом с литографиями.

– Берите, он ваш.

– Спасибо, донья Крузита.

– И это все? – разочарованно произнесла молодая женщина.

– Остальное как-нибудь в другой раз, – нахмурился «верховный жрец». – Сейчас у меня много дел. – И, поднявшись, заторопился к выходу.

– И последнее… Этот камень нельзя отнимать или украсть. Вы должны его обменять или вам должны его подарить, только в этом случае он может сохранить первоначальную силу.

– Вы в самом деле в это верите? – хмыкнул дон Писрро.

Ведунья строго посмотрела в глаза гостю:

– А вы разве нет?

– Чего только не услышишь, – невесело буркнул Альтамирано.

– А ведь проклятье Монтесумы сбылось: земля Мексики так и не приняла командора Кортеса. Разве вы забыли об этом?

– Не забыл, – проскрежетал зубами дон Писрро.

– Вы знаете, сколько раз его приходилось перезахоранивать?

– Кажется, это было восемь раз.

– Нет, девять! Ацтеки сумели найти его могилу даже после тайного перезахоронения. Он вновь погребен еще раз… Неделю назад. Так что вы должны представлять, что означают проклятия ацтеков и их святыни.

Не ответив, дон взялся за ручку двери.

– Отныне в этом доме вы самый желанный гость… владыка людей.

Писрро подумалось о том, что когда-то именно так ацтеки называли своего императора.

– Надеюсь, донья, что так оно и будет.

Не попрощавшись, Альтамирно вышел из дома.

Неожиданно после обеда в офис Пономареву позвонила Виктория Раевская, вернувшаяся из Москвы. Михаил Степанович мог пересчитать по пальцам, когда это случалось. Следовательно, в ее отношении к нему произошли какие-то благоприятные подвижки. Возможно, она даже прониклась симпатией; в конце концов – чего уж тут лукавить – заполучить ее сердце пытается не самый худший из мужчин, да и не самый бедный.

Успех следовало закреплять, а потому он пригласил Викторию провести сегодняшний вечер в каком-нибудь фешенебельном ресторане и получил согласие.

Для предстоящего вечера Михаил Пономарев выбрал ресторан «Gordon Ramsay» – один из немногих ресторанов Лондона, награжденный тремя звездами Мишлен, что указывало на его исключительную кухню. На всякого, кто бывал в заведении, обстановка производила сильное впечатление. Обычно такие рестораны посещают в особых случаях, а встреча с Викторией для него была тем самым событием.