Маргарита родилась от кратковременного романа с горничной губернатора бельгийского городка Аудепарде. Тогда, прельстившись чарами девушки, Карл даже не подозревал, что внебрачная дочь сделается едва ли не единственной его сердечной привязанностью. А потому, едва она подросла, он отправил дочь ко двору своей тетки Марии Австрийской, где девочку, зная о безграничной к ней любви короля, баловали несказанно.

Позвонив в колокольчик, король вызвал секретаря и, когда тот вошел, почтительно согнувшись, приказал:

– Распорядитесь приготовить карету. Я выезжаю во Флоренцию. Мне нужно поддержать свою дочурку.

– Когда вы изволите выехать?

– Немедленно! Пусть принесут мне перо и бумагу.

– Слушаюсь, ваше величество, – ответил граф Родригес и удалился.

Через минуту секретарь принес письменные принадлежности. Некоторое время Карл разглядывал на безымянном пальце кольцо с крупным изумрудом – подарок командора Кортеса, – пытаясь сосредоточиться.

Поначалу он хотел распилить его на части, чтобы королевские мастера сделали из него броши, но потом передумал. Столь редкий камень должен украшать ладонь короля. Еще изумруд обладал одной странностью: драгоценные камни, как долго их не держи в руках, никогда не нагреваются, а этот едва ли не обжигал кожу, стоило только взять его в руки.

В какой-то момент король почувствовал, что камень причиняет неудобства, и, повернув его, взялся за перо. Подумав, написал первые слова:

«Ваше Святейшество, надеюсь, что вы пребываете в добром здравии. Я долго размышлял о нашем прошлом разговоре и намереваюсь выделить из казны значительную сумму на устройство Рима. Как Вы и советовали в Ваших посланиях, я делаю все возможное, чтобы принести крест Христов на земли Новой Испании. Только за последний год в христианство было обращено около пятидесяти тысяч язычников. Надеюсь, Вас порадует эта цифра. – Подумав, продолжил: – Ваше Святейшество, хотел бы обратиться к Вам с одной необременительной просьбой…»

Написав послание, Карл Пятый скрепил его королевской печатью и, вызвав секретаря, приказал:

– Немедленно доставить письмо в Ватикан к римскому папе. Коней не жалеть. Я хотел бы получить ответ раньше, чем мы доберемся до Флоренции.

– Слушаюсь, ваше величество. Распоряжусь, чтобы письмо было доставлено безо всякого промедления.

Король подошел к окну. Погода была скверная, под стать настроению. Моросил дождь, какой обычно случается только осенью и может продолжаться несколько дней кряду. Площадь перед дворцом была заставлена каретами, в которых вместе с королем во Флоренцию должна была отправиться его свита. Облачившись в плащи, придворные терпеливо под накрапывающим дождем дожидались выхода его величества. А на краю площади, выстроившись в колонну, находились три сотни рыцарей, что должны оберегать выезд испанского короля и императора Священной Римской империи. Даже непродолжительный вояж всегда напоминал военную экспедицию и приносил неудобства сановникам, привыкшим к комфорту королевского замка.

У дверей дворца стояла большая золоченая карета, приспособленная к долгому путешествию. Вокруг нее в почетном карауле застыли оруженосцы с алебардами на плечах. По металлическим загнутым снизу шлемам на тяжелые доспехи стекал холодный дождь, тонкими струйками проникал за стоячие воротники камзола, но оруженосцы, не обращая внимания на неудобства, стояли неподвижно, будто бы скульптуры, одетые в металл. Все придет в движение в тот самый момент, когда король в сопровождении приближенных, что уже топтались у его дверей, выйдет из покоев.

Дорога до Рима без малого займет неделю, а потому Карл Пятый намеревался останавливаться только в случае крайней необходимости. Возможно, что он опоздает к дочери со своими соболезнованиями, но он не может опоздать к ней, как отец, в чьей помощи Маргарита сейчас нуждается. Оставшись во Флоренции, бедное дитя чувствует себя невероятно одинокой, а потому он не может медлить с поездкой. Застегнув придворный камзол, король решительно вышел из комнаты, и тотчас под его взглядом, будто бы ощущая тяжесть, согнулись придворные.

– Доны и доньи, надеюсь, что вы не станете возражать, если я предложу вам совершить со мной небольшую поездку во Флоренцию. – Ответом королю послужил шелест камзолов и платьев. – Вот и прекрасно! – бодро отозвался император. – Я знал, что могу на вас рассчитывать.

Быстрым шагом он пересек зал, увлекая за собой две сотни придворных, и проворно стал спускаться по лестнице.

Накануне вечером Ермолаев просмотрел сводки за последние несколько дней. Однако в них не упоминались ни Анисимов, ни Артюшин. Оставалась небольшая надежда, что парни все-таки живы и, как это нередко случается с молодыми людьми, просто зависли на какой-нибудь хате с девками, и пока не утолят свои неуемные желания, не дадут о себе знать.

Впрочем, подобная версия скоро была отброшена. Пономарев мужик крутой, наказывал за малейшее непослушание, долгие загулы не поощрял, и вряд ли кто-нибудь из его людей способен ослушаться его приказа. За те деньги, которые он им платит, парни должны надрывать жилы и грызть землю зубами. Следовательно, произошло нечто серьезное. Возможно, вляпались в скверную историю и сейчас ждут своего часа в каком-нибудь обезьяннике.

Сидевший в своем кабинете Ермолаев взялся за телефонную трубку и принялся обзванивать отделения. Через полтора часа выяснилось, что ни в одном из них «клиенты» под такими фамилиями не значатся. Требовалось расширить зону поиска. Не исключено, что они могут находиться где-нибудь в Московской области. Однако запрос тоже не дал результатов.

Откинувшись в кресле, Иван Гаврилович закурил. Выпустив тонкую струйку табачного дыма, проследил за тем, как, завихряясь, серые клубы рассеиваются в просторном помещении. Не исключался и более скверный вариант: парни нарвались на каких-то дерзких хлопцев и сейчас лежат где-нибудь в дремучем лесу в земле на глубине двух метров. При таком раскладе шансы отыскать их сводятся к нулю.

Так или иначе, следовало просмотреть все варианты, и если имеется хоть какая-то возможность найти пропавших, нужно ее использовать.

В близком окружении Ермолаева находился человек, который реально мог помочь в поисках. Правда, до сегодняшнего дня он старался не смешивать дружбу со служебными отношениями. Но видно, настал тот момент, когда табу следовало нарушить. Иван Гаврилович поднял трубку и принялся набирать номер.

Третий гудок прервался сухим щелчком, и трубка ответила глуховатым голосом Федосеева:

– Слушаю.

– Привет, Марк Егорович. Это тебя Ермолаев беспокоит.

– Слушаю, Иван. Есть какое-то дело ко мне?

В голосе Марка Федосеева прозвучала некоторая настороженность или все-таки показалось?

– Да. Имеется одна просьба, – бодро заговорил Ермолаев. – Пропали два человека. Мне бы хотелось их найти. У нас они нигде не значатся. Может, как-то проходят по вашему ведомству?