и одновременно именно этого больше всего и боялся, — конечно, конечно, вы можете поговорить. Ступай в сад, твоя мама придёт через несколько минут. И, Сареф… я прошу с пониманием отнестись к тому, что она скажет… если ты спросишь её о том, о чём я думаю.

— А о чём же ты сейчас думаешь, дедушка? — так же спокойно спросил Сареф, хотя это предупреждение отдавало зловещим предзнаменованием. Но Гидеон, в этот раз не купившись на лесть, лишь покачал головой.

— Нет, Сареф. Будет правильно, если ты сначала поговоришь об этом с ней. Мы с тобой побеседуем об этом после… Если тебе этого захочется.

Сказав это, он кивнул и поднял руку, показывая, что разговор окончен. После этого перед ним снова появился клановый хранитель, который, вероятно, уже проводил его друзей, куда нужно, и теперь приказал ему следовать за собой. И Сареф пошёл, чувствуя, что этот разговор даст ему совсем не то, на что он рассчитывал…

Аола спустилась всего через пятнадцать минут. В этот раз она решила надеть одно из своих любимых фиолетовых платьев. Вообще Аола очень любила одежду, и любила с ней экспериментировать. Вот и сейчас… Но Сарефа интересовало не это.

— Здравствуй, сынок, — она подошла к Сарефу и обняла его, — я очень рада видеть тебя снова. Рада видеть, что ты жив-здоров, и с тобой всё хорошо. Надеюсь, твой поход в пустыни орков был плодотворным?

— Больше, чем ты можешь себе представить, мама, — ответил Сареф, после чего поддался порыву и показал ей своё Системное окно с Первичными Параметрами. Даже если после этого он задаст роковой вопрос и получит такой же смертельный ответ, который навсегда поставит точку… сейчас, последний раз, ему хотелось услышать от матери похвалу и одобрение.

— Невероятно, — восхищённо сказала Аола, — так много здоровья и выносливости. Ты определённо времени не терял, сынок. Такими темпами через восемь лет у тебя будут все шансы на Всесистемных Состязаниях.

— Вот только всё это далось мне не так просто, мама, — продолжал Сареф, — дело в том, что даже в пустынях орков от меня не отстаёт клан Айон. И там… там меня нашёл и почти сумел схватить тот, кто в прошлый раз проник сюда за мной.

— Я надеюсь, ты убил эту тварь, сынок? — ласково поинтересовалась Аола.

— Он мертвее всех мёртвых, — с улыбкой ответил Сареф, ловко опустив подробности касательно того, кто именно его убил.

— Это очень хорошо, — кивнула Аола, — одной поганой тварью в Системе стало меньше.

— Вот только, — Сареф почувствовал, как его сердце заколотилось, как бешеное, и теперь, когда страшный вопрос был почти готов сорваться с его губ, он понял, как боится ответа на него, — перед смертью он рассказал мне кое-что. Он сказал, что… ты заключила с ними сделку. Что в обмен на свободу от Адейро ты согласилась провести их на территорию поместья Ондеро. Он… он же врал?

Аола ничего не ответила и совершенно не изменилась в лице.

— Он ведь врал, правда? — настойчиво спросил Сареф.

Аола по-прежнему ничего не говорила, но и взгляд Сарефа выдерживать больше не могла. Она отвернулась и спрятала в ладони лицо.

— Мама, он врал или нет?! — окончательно потерял терпение Сареф.

— Нет, сынок, он не врал, — ответила, наконец, Аола, — и я пойму, если после этих слов ты назовёшь меня предательницей и не пожелаешь слушать. Это твоё право.

— Нет уж, — Сареф взмолился Химу о помощи, и тот послушно остудил его эмоции и вернул холодный рассудок, — я бы хотел услышать всю твою историю. В конце концов, вопить и истерить никогда не бывает поздно.

Аола, в этот момент судорожно пытаясь сделать вдох, неожиданно для себя самой хрюкнула. И, рассмеявшись с собственной неловкости, посмотрела на Сарефа.

— Я не думаю, что мне есть оправдание, — печально сказала она, — потому что это было слишком эгоистично с моей стороны.

— Ты ведь меня потом защищала, — продолжал Сареф, — почему? Ты передумала? Или ты всё это подстроила заранее? Заранее составила обещание так, чтобы провести сюда айоновцев — и потом вышвырнуть их отсюда, не нарушая слова.

— Я, действительно, специально составила обещание именно так, — кивнула Аола, — но, поверь, Сареф, свобода от Адейро тогда для меня стояла на десятом месте. Тут было куда более… личное. Для меня.

— Но… тогда почему? Объясни, пожалуйста, дай мне хотя бы попробовать тебя понять! — взмолился Сареф.

Аола ответила не сразу. Сначала она молчала почти две минуты. Потом неосознанно хотела положить ладонь Сарефу на колено, но, словно уловив его предостерегающий взгляд, убрала руку.

— Вот поэтому я это сделала Сареф. Потому что ты до сих пор считаешь меня чужим человеком. И всё это из-за них.

Снова минутная пауза. И, наконец, глубоко вздохнув, Аола продолжила:

— Ты не представляешь, Сареф, какой это было для меня пыткой. Видеть, как тебя растят — и не иметь права вмешаться. Видеть, как эта рыжеволосая тварь издевается над тобой, как хочет — и притворяться, что этого не происходит. Видеть, как глава клана каждый день переламывает тебя — и не иметь возможности на это повлиять. Я знаю, ты считал меня и Месса бездушными тварями, которым нет дела до собственного ребёнка. И ведь штука в том, что Адейро так и хотел. И твоё пятнадцатилетие… это было самое горькое, сынок. Видеть, как ты с восторгом слушаешь Адейро о том, сколько пользы теперь будешь приносить… и как ты жадно желаешь хотя бы каплю хорошего и уважительного отношения. Хотя бы каплю того, что эта тварь Джайна всегда получала столько, сколько хотела. Её, конечно, можно пожалеть, ведь она была наполовину сиротой при мёртвой матери… но Адейро своими манипуляциями сделал тебя сиротой при живых родителях.

Эти слова словно стали для Сарефа пощёчиной. Именно так… именно так называлось одно из проклятых достижений, которые ему потом пришлось из себя вычищать, чтобы забыть об этом.

— И это всё из-за них, — с яростью прошептала Аола, — из-за наводки клана Айон я была вынуждена бездействовать все девятнадцать лет! С тех пор, как я перестала кормить тебя грудью — на следующий день тебя унесли, пристроили к этой няньке и запретили мне приближаться к тебе и разговаривать с тобой. Так что да, Сареф. С одной стороны — это была моя личная им месть. За все девятнадцать лет, страданий, унижений… и моих, и твоих, я избила эту тварь, унизила, отправила в затяжной полёт по землям нашего клана. И разбила ему все его игрушки, ибо знала, что после этого его внесут в список смертников. И, судя по тому,