class="p1">Упругим спортивным шагом шел Кудзуки к беседке, отец наверняка где-то здесь, пишет свои мемуары — что еще остается отставному генералу? Мать суетилась в комнатах, сын нагрянул неожиданно, ничего не приготовлено к встрече. Сгорбленная седая старушка, отдав распоряжения служанке, склонилась перед маленьким алтарем, истово благодаря богов.

Отец в традиционном кимоно, перехваченном широким поясом, походил на борца перед схваткой. Он приветствовал сына сдержанно, осведомился о здоровье, задал несколько вежливых вопросов, которые обычно задают человеку при встрече после долгой разлуки. Сын отвечал так же лаконично — оба военные…

Японцы любят детей, крепки у них семейные узы, но семья Кудзуки отличалась от прочих. Генерал хотел видеть сына воином, был с ним суров, лишал ласки. Робкие возражения жены обрывал:

— Никаких слюней! Мы воспитываем солдата! Это наш долг перед императором.

Сын рос пытливым, настойчивым, в офицерской школе был способным, перспективным курсантом, в части быстро пошел в гору. Злые языки намекали, что столь поспешное продвижение по службе противоестественно, но Кудзуки в опекунах не нуждался, пробивал дорогу сам.

После сытного обеда генерал пригласил сына в кабинет. Отставнику не терпелось получить свежие новости из первых рук, генерал давно не у дел, а ответственные работники военного министерства, не говоря уже о сотрудниках японской разведки Кёмпентай, вежливо, но твердо сдерживали гипертрофированное любопытство Кудзуки-старшего, жестоко уязвляя этим генеральское самолюбие.

Отстав от жизни, генерал оценивал политические и военные события с позиций прошлого, что, естественно, накладывало специфический отпечаток на рекомендации, которыми генерал засыпал канцелярию министра. Из министерства приходили вежливые, короткие письма — благодарность за помощь. В гладких формулировках официальных ответов отчетливо просматривалось желание отделаться от назойливого советчика, а на его проектах — наивных и нереальных — поставить крест. Генерал расстраивался, хотя внешне держался безупречно; чувство собственной неполноценности угнетало. Теперь он получит достоверную информацию о действующей армии, оттуда просачиваются скудные сведения, а газетам генерал давно уже не верил, что, впрочем, не мешало ему их регулярно просматривать.

Увы, сын надежд не оправдал, лишь разжег отцовское любопытство. Снова общие фразы, тщательно отшлифованные туманные формулировки. Генерал продолжал спрашивать, сын напускал туману, ускользал от прямых ответов, как карп выскальзывал из рук незадачливого рыболова.

Генерал не выдержал:

— Что за чепуху ты мелешь? Словесная шелуха, словоблудие… Назови, наконец, вещи своими именами. Что происходит в войсках, черт побери? Неужели императорская армия не может справиться с китайскими партизанами, противопоставить их косам, пикам, разнокалиберным ружьям современную технику, танки, авиацию? Просто диву даешься, уму непостижимо, почему мятежники до сих пор не разгромлены и ведутся военные действия? В чем причины подобной медлительности — косность, нераспорядительность командования? Где полководцы? Крупные сражения? Что вы там все делаете, наконец? Это же нерационально — так затягивать войну. И против кого? Да один мой корпус разнес бы в клочья всю эту рвань…

— Не хотел бы вас огорчать, отец, но вы несколько упрощаете; с вашей оценкой ситуации, сложившейся на материке, согласиться нельзя. Многое не так просто, как отсюда кажется, гораздо сложнее. Прежде всего не следует недооценивать противника, это опасно. Части китайской Красной армии, противостоящие нашим доблестным войскам, неплохо вооружены, у них вполне современное оружие и оснащение.

— Откуда?! Оружие стоит денег, а красные китайцы не миллионеры.

— Вы правы, отец, но у них есть друг и защитник, который во имя интересов своих братьев по классу не жалеет никаких средств.

— Русские? Да они сами на краю пропасти. Победоносная армия фюрера наступает, в стране голод, разруха. Еще два-три месяца, и русский колосс рухнет на колени, поверженный германским бронированным кулаком.

Генерал, распаленный собственным монологом, продолжал громить Советский Союз. Газеты он читает от строки до строки, подумал Кудзуки, но бумага все терпит.

— Зачем смотреть на наших потенциальных противников глазами официальной пропаганды? Положение русских действительно очень тяжелое, однако они почти не перебрасывают на запад войска, держат на Дальнем Востоке значительные силы. Следовательно, русские не обескровлены и сохраняют резервы — кадровые дивизии, корпуса, армии.

— Они попросту боятся их снять с границы! Не хотят воевать на два фронта.

— Возможно, но критический момент в титаническом поединке с Германией еще не настал.

— Он близок! Скоро грядет решающий удар!

— Не уверен… Немецкие войска понесли огромные потери.

Генерал, рассерженный упрямством сына, стукнул кулаком по лакированному столику. Кудзуки-младший поспешил переменить тему и заговорил о положении в Маньчжурии, на советской границе. Квантунская армия сумеет выполнить свою историческую задачу.

— Если рассматривать ситуацию в Китае в отрыве от событий на Западе, можно сделать оптимистические выводы. На границе с СССР мы располагаем миллионной, прекрасно вооруженной и оснащенной армией. В Маньчжурии происходит консолидация антисоветских сил, включая армии белокитайских генералов, маньчжурские части императора Генри Пу-И, всевозможные формирования белогвардейцев, их руководство уверено, что пришло время рассчитаться с большевиками и вернуть себе власть в России; добавим к этому отсутствие единства взглядов у китайских коммунистов, это тоже нам на руку; истории еще предстоит разобраться в том, что у них происходит. Создается впечатление, что их лидеры ведут какую-то очень тонкую и сложную игру.

— Они доиграются, — буркнул генерал. — Придет время, всем этим игрокам срубим головы.

— «Белоэмигрантское бюро» в Маньчжурии, практически являющееся чем-то вроде русского правительства в эмиграции, развивает бурную деятельность, готовит в Харбине съезд. Будут дискутировать о том, каким быть русскому государству после уничтожения большевистского режима.

— Пустая болтовня.

— Возможно, отец, но, что бы ни случилось, наша военная администрация мобилизует белых русских — казаков, офицеров; взяты под наш непосредственный и особый контроль и маньчжурские императорские войска…

— Тоже вояки!

— Ничего, во втором эшелоне, как части поддержки, они вполне пригодятся…

Проговорили до вечера; генерал внимательно рассматривал сына. Был он тихим послушным ребенком. А сейчас — лысеющий лоб, очки с сильными стеклами. Неумолимая поступь времени. Но хитрец, хитрец… Разумеется, рассказал не все, не пожелал откровенничать. Военные тайны, безусловно, разглашению не подлежат даже под страхом смерти, но есть ли у сына более близкий друг и советчик, кому можно поведать даже сокровенное?!

Они прогуливались в саду среди декоративных кустов и низкорослых деревьев. Воздух был свеж и прохладен, звенели цикады, в темнеющем небе бесшумно выписывали затейливые узоры летучие мыши, хищники плавно парили, высматривая добычу.

Отец и сын стояли у прозрачного озера долго. По лаковой поверхности, усеянной белыми лилиями, шли круги — собирала упавшую в воду мошкару, лениво плескалась рыба. Оба молчали, думая о своем. Генерал сетовал на столь быстро промчавшиеся годы, досадуя, что тщательно скрываемые болезни и подкравшаяся на мягких лапах немощь выбили его из седла и он теперь не у дел, втайне завидовал