Клерк усмехнулся.

– Это ничего не стоит, потому что оно никуда не плавает. Судно разбилось, все его удилища сломались, так что хозяин уехал домой.

– Почему же вы не убрали плакат?

– А кому он мешает?

– Понятно, – терпеливо сказал Мейнард. – Где я мог бы взять напрокат удочки?

– Нигде не можете.

– Хорошо. Я сделаю пару самодельных. Как насчет лодки? Можно “Уэйлер”. Даже “Сэйлфиш”.

– Нету. У доктора Виндзора есть несколько, но он их больше не дает напрокат.

– Мне он говорил, что дает. Вчера вечером.

Клерк пожал плечами.

– Может, тогда и дает. Я не могу уследить, как быстро меняются вещи вокруг.

– Где он живет?

– На том конце дороги.

– Какой дороги?

– Дороги. Здесь только одна дорога.

– Как мне узнать его дом?

– Вы его услышите.

– Услышу его?!

Клерк кивнул. Он потянулся рукой под прилавок.

– Если вы пойдете, спрыснитесь этим. – Он вручил Мейнарду баллончик “Дип-Вудсофф”, от насекомых.

– Спасибо. – Мейнард опрыскал себя и Юстина, и вернул баллончик.

– У вас есть пятьдесят центов? – спросил клерк. Мейнард улыбнулся.

– Пятьдесят центов за опрыскивание?

– Двадцать пять. Вы спрыснулись вдвоем.

Мейнард сунул руку в карман. Мелочи у него не было.

– Извините, у меня нет.

– Тем хуже для меня, значит. – Клерк покачал головой. – Мне бы пригодились эти пятьдесят центов.

Дорога представляла собой грязную полосу, прорубленную в зарослях колючего кустарника, кактусов, колючих грушевых деревьев и морского винограда. Москиты собирались в тучи, которые вылетали из невидимых болот и проносились через дорогу. Жирное, маслянистое средство от насекомых оказалось эффективным: москиты набрасывались на проходящих, зависая в нескольких дюймах от открытой кожи, расшифровывали химические сигналы, идущие от репеллента, и по какому-то безмолвному сигналу отлетали в кусты. В листве был целый мир звуков – жужжанье, щелчки и свист птиц.

Они прошли примерно полмили. Пот, стекавший по их лицам, начинал смывать репеллент, и отдельные москиты-разведчики становились смелее.

Мейнард уже склонялся к тому, чтобы повернуть назад, когда услышал звук, не имевший отношения к насекомым, – высокий, настойчивый, механический. Это был звук электромотора. Он слышался справа. Мейнард, встав на цыпочки, обозрел окрестности. Он ничего не увидел.

– Здесь есть тропинка, – сказал Юстин.

Туча москитов окружила их, заскакивая в уши, влезая в рукава, ползая по скальпу в поисках неопрысканных мест. Они чесались, хлопали себя и шли пробежками в надежде оказаться нежеланными для москитов существами.

В конце тропинки был виден только металлический куб генератора, из которого исходил громкий вой. В отдалении, за цепью дюн, к шаткой пристани было пришвартовано несколько лодок.

Дом Виндзора располагался ниже уровня земли, погрузившись в песок до плоской бетонной крыши. Лестница с ограждением вела вниз, к огромной входной двери из тика, с полированным бронзовым кольцом. Рядом с дверью, в стену было встроено переговорное устройство. Мейнард поднял кольцо и ударил им о тиковую дверь.

Послышался трескучий голос Виндзора:

– Проваливай, эфиоп! У меня совещание. Если ты что-то продаешь, то я ничего не покупаю. Если покупаешь, то я не продаю. Я ни продавец, ни покупатель. Катись отсюда!

Юстин, прослушав эту диатрибу, спросил у Мейнарда:

– Он сдает напрокат лодки?

Мейнард улыбнулся и нахал кнопку переговорного устройства.

– У меня с собой телеграмма для... пропитанного ромом реликта.

– Это вы, человекоподобный? – высоким голосом возопил Виндзор. – Какие новости насчет Сакко и Ванцетти? Не падайте духом. Мы еще раздобудем эти гинеи! – Устройство отключилось, и через несколько секунд дверь распахнулась.

На Виндзоре было кимоно и остроконечные шелковые тапочки.

– Входите! Входите! Я как раз фантазировал о том, как бы устроить пикник со всеми педиками Македонии. – Он заметил Юстина. – Простите меня! Вы привели своего собственного наложника!

Мейнард представил Виндзору Юстина. Юстин, вытаращив глаза, пожал ему руку и спросил:

– Что такое педик?

– Ничего, приятель, ничего. Ты знаешь, что такое педагог? Тот же корень. Я налью вам каплю медового напитка, и мы отсалютуем дивам.

Дом состоял из одной комнаты, футов тридцать на сорок, стены в тиковых панелях, роскошная обстановка – по отделениям, различным по стилю. Обеденная часть была в стиле Людовика XV, гостиная часть – в стиле испанском колониальном, отделение для сна – в стиле датского модерна, кухня представляла собой смесь нержавеющей стали с разделочной мясника. Там были написанные маслом картины в музейных рамках, древние грамоты в запечатанных стеклянных футлярах, археологические редкости, покрытые лаком для защиты от времени и погодных условий, шкафы из красного дерева, полные книг.

В этом изолированном с помощью песка доме, с кондиционером, работающим от генератора, было не более 69 градусов[8].

Мейнард в восхищении оглядывал комнату.

– Моя маленькая гавань в глубинах ада, – сказал Виндзор. Он махнул рукой. – Вы видите перед собой мою жизнь. Дворец крысы-затворницы.

– У вас очень приятно. Как Колоритная Фигура вы многого достигли.

– Я был бережливым. Я начинал с небольшими деньгами, и они сделали еще деньги, а как мы знаем, деньги делают деньги, которые делают еще больше денег. Но увы – это моя трагическая маска – я променял бы все это на хорошую женщину и теплый очаг. – Он рассмеялся. – Так скажите мне, посланник, что нового на Риальто?

– Я смогу уехать только завтра.

– Это меня не удивляет. Уэскотту цены нет. Но ваша задержка – это моя удача. Мы съедим ленч, и я очарую вас рассказами о своей жизни до того, как стал моряком.

– Спасибо, но мы хотели бы взять лодку напрокат. Виндзор застыл. Он взглянул на Мейнарда, нахмурился, затем отвел глаза.

– Зачем?

– Мы хотели половить рыбу.

– Папа говорит, что мы можем поймать барракуду, – сказал Юстин.

– Невозможно.

– Почему?

– Здесь ничего стоящего вы не поймаете. Слишком жарко.

– Мы будем ловить на глубине, где прохладнее.