Сомнений не было, но он все же вышел в Интернет и загуглил. Все верно. Перечисленные женские имена представляли собою сокращенные формы имени Анастасия, которое, кстати, в переводе с греческого означало «бессмертная», «воскресшая», «возрожденная».

А Илья встречался с Настей.

Миша вскочил со стула и принялся ходить из угла в угол.

Это ведь невероятно, так? Невозможно! Просто совпадение!

«А если нет?»

«Копосов Клим Константинович, – прозвучал в голове голос Белкина. – Две недели назад умер. Скоро следующий. А потом еще один».

После Копосова был Мыльников. Что, если Илья – следующий?

Миша побросал документы обратно в папку, рванул с вешалки ветровку, погасил свет и вылетел из кабинета. Запирая дверь на ключ, он подумал, что нужно бы, наверное, сначала позвонить, спросить: неудобно вваливаться поздним вечером, без приглашения, но решил, что сойдет и так.

Его охватила иррациональная уверенность, что нельзя терять ни минуты, потому что время уходит слишком быстро.

Белкин открыл сразу. В тесной прихожей стояла деревянная тумбочка-обувница, и Мише пришло в голову, что Анатолий Петрович сидел на ней и терпеливо ждал, когда в его дверь позвонят.

– Я ждал, что вы придете, – ничуть не удивившись, проговорил Белкин, запирая допотопный замок.

– Как интересно. – Миша протянул Анатолию Петровичу его папку. Тот взял и положил на обувницу. – Я и сам не знал, что приду.

– Я не буквально сегодня имел в виду. Пойдемте на кухню. В прежние времена вся жизнь проходила на кухне. Ели, пили, беседовали, решали проблемы.

Миша прошел за Белкиным по узкому коридору и попал в маленькую, но уютную кухоньку. Лампа с зеленым абажуром освещала стол, застеленный клеенкой того же травянистого оттенка. Белкин принялся выставлять на него варенье, мед, печение в вазочке.

– Вы же с работы, наверное? Сейчас чай пить будем.

Миша хотел отказаться, но вспомнил, что ничего не ел с самого утра, даже пообедать забыл, и понял, что голоден.

– Можно, руки помою?

– Разумеется.

Анатолий Петрович жил один – об этом говорила и одинокая зубная щетка в стаканчике, и полупустая вешалка для верхней одежды, но квартира выглядела ухоженной и опрятной и без женской руки.

Вернувшись в кухню, Миша присел на табурет возле окна. На столе уже стояла большая зеленая кружка с горячим чаем.

– Вам с молоком? – спросил Белкин. – Сахар вот тут, если нужно.

От молока Миша отказался, как и от сахара.

– Я тоже безо всяких добавок пью, а иначе аромат не почувствуешь. Зачем же портить? И чашка чтоб большая, терпеть не могу, когда они размером с наперсток.

Печенье было вкусное, варенье – тоже.

– Сам варю, – с трогательной и немного забавной гордостью сказал Белкин, с удовольствием глядя, как Миша в один присест слопал целую вазочку. – Я много чего умею – солить, мариновать, варенье варить. С тех пор, как жена ушла, научился. Покупное не ем, а себя побаловать хочется.

Миша почему-то решил, что Белкин вдовец, а он, оказывается, разведен.

Анатолий Петрович поболтал ложкой в кружке.

– Она решила, что я сошел с ума. Повернулся на своей идее. – Он печально улыбнулся. – Мне никто не верит, но я-то знаю, что прав.

Белкин внезапно закашлялся, и Миша наконец заметил, что выглядит он плохо: болезненная худоба, землистая кожа, потухшие глаза. Со времени их первой встречи он постарел лет на десять и выглядел почти стариком, хотя было ему около пятидесяти.

– Вы нездоровы?

Анатолий Петрович отмахнулся:

– Обычные старческие болячки. Ничего особенного. – Тон был слишком легким, и Миша сразу понял, что Белкин врет. – Вы мне сразу понравились. У вас добрые глаза. И видно, что вы въедливы и упорны, таким и должен был настоящий служитель закона.

Миша хотел сказать, что в «служители» он попал волею случая, никогда не стремился стать полицейским, но промолчал.

– За эти годы погибли двадцать девять человек, включая Мыльникова. Она погубила двадцать девять молодых здоровых мужчин, сломала жизни их близким. И будут еще смерти, трагедии, если… – Анатолий Петрович снова закашлялся. – Мы должны это прекратить.

– Вы сказали «она»? – осторожно спросил Миша. – То есть вы подозреваете конкретную женщину?

Белкин пожевал губами, затравленно глядя на него, как будто никак не мог выговорить что-то важное.

– Не подозреваю, – сказал он, – знаю совершенно точно, но никому не могу сказать, потому что мне не поверят. Я попытался рассказать жене, но… Ласточкин попробовал было разобраться, но прошелся по верхам, и его интерес угас. Вы первый человек, который отнесся серьезно к моим словам, и поэтому вам я скажу все, как есть. Только сначала ответьте на один вопрос. Почему вы поверили мне?

– Не могу сказать, что поверил. – Миша немного помолчал, подбирая слова. – Просто заметил некоторые… факты. – Он рассказал, к каким выводам пришел, а потом, решив ничего не утаивать, поделился и подозрениями. – Мой лучший друг встречается сейчас с девушкой по имени Настя и…

Анатолий Петрович побелел.

– Думаете, он станет третьим? Завершит цикл?

От слов Белкина Мише стало не по себе. Возможно, сейчас от него – его решения, его усердия в попытках докопаться до истины, его веры или, наоборот, неверия, зависит жизнь Ильи!

– Он не живет на Октябрьской. И не жил никогда. Так что, скорее всего, я ошибаюсь, – сказал Миша.

Анатолий Петрович поправил очки – и в этом жесте Михаил узнал Илью. По спине пробежал холодок. Происходящее стало казаться еще более нереальным, сумасшедшим.

– Она выбирает жертв вовсе не по их прописке. Я это тоже не сразу понял, потому и вел записи обо всех жителях Октябрьской. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что почти все убитые жили именно на этой улице, так что они подвержены большему риску. У нас спальный район, это ведь не центр города, куда стекаются жители со всего Быстрорецка.

– По какому тогда принципу…

Белкин, словно бы не заметив Мишиной реплики, продолжал:

– Я понял, что ошибся, когда появилась первая жертва, никогда не жившая на Октябрьской. Тогда до меня дошло, что… – Он перебил сам себя и посмотрел на Мишу воспаленными глазами. – Как они познакомились? Ваш друг и та девушка?

Миша задумался, припоминая.

– Точно не знаю. Илья сказал, что был у меня на работе, тем вечером они и познакомились. У меня было ночное дежурство.

Анатолий Петрович прикрыл глаза рукой.

– Выходит, ваш друг заглянул к вам поздно вечером?