На одиннадцатый день после того, как мы изменили курс, с парусами случилось то, что случилось, – и после этого события приняли совсем другой оборот.

* * *

Мы с Тиндуфом работали в ту смену одни. Возились с такелажем в лиге от корабля, который выглядел ужасно маленьким с такого расстояния – темное зернышко, застрявшее посреди более густой тьмы. Уже выполнили все, что полагалось по графику, но не успели отправиться в обратный путь, как Тиндуфа встревожили показания тензометрических датчиков, и он пожелал осмотреть участок старых парусов – убедиться, что ничто не порвалось и не запуталось.

Целая секция лиселей из ловчей ткани – более десяти квадратных акров – была испещрена дырами и местами отделилась от такелажа. Вертелась вокруг него, словно живое существо, – пляшущая, складывающаяся, извивающаяся завеса невероятной черноты. Мы разглядывали эту жуть, словно загипнотизированные, пока Тиндуф не вынес вердикт:

– В нас стреляли, Адрана. Никаких сомнений.

– Стреляли? – повторила я, понимая и не желая понимать, ведь могло же существовать какое-то другое объяснение, более приемлемое, чем действия насильственного характера.

– Скорее всего, парус-сечью. Ею заряжают гаусс-пушки, как обычными снарядами, но летит она не так быстро и не в корпус корабля. Некоторые разумники называют эту штуку виноградницей, но стреляют-то ею по парусам, а не по виноградникам, так что я предпочитаю говорить «парус-сечь»[4].

– А это не могло случиться давно, при нападении Босы на капитана Труско?

– Нет, я совершенно уверен: это новое. Я внимательно слежу за тензометрическими датчиками, узнал бы, случись нам угодить под парус-сечь. Сдается, это случилось в последнюю смену.

Я включила трещальник ближнего действия.

– Паладин?

– Да, мисс Адрана?

Голос робота звучал слабо и скрипуче, но так и должно было быть. Мы до предела снизили мощность, чтобы наши переговоры нельзя было перехватить уже в тысяче лиг от корабля.

– Паладин, похоже, что в нас стреляли. Тиндуф говорит, парус-сечью. Она разорвала в клочья весь лисель. Твои сенсоры уловили что-нибудь похожее на атаку?

– Нет, мисс Адрана… Совершенно точно нет.

Фура, которая не могла находиться слишком далеко от Паладина, – я представила ее за столом, строчащей в этих своих журналах, – прервала наш разговор:

– В нас не могли стрелять, Адрана. Мы бы сразу поняли. Была бы вспышка гаусс-пушки, видимая или тепловая, и наверняка удар по корпусу.

– Тиндуф считает, что это произошло в течение последних часов.

– Тогда, возможно, мы наткнулись на мусор. Все-таки к Собранию приближаемся.

Я увидела сквозь забрало, как Тиндуф медленно покачал головой. Он не посмел открыто перечить моей сестре, но дал мне понять, что думает.

– Мы закончили смену, возвращаемся, – сказала я. – Но мне не нравится, как это выглядит. Никто не выйдет наружу, пока не обсудим случившееся.

* * *

В каюте Фуры нас было четверо: Тиндуф, Прозор, мы с сестрой… Впрочем, с Паладином пятеро.

– Вспышку гаусс-пушки обычно не видно, – говорила Прозор. – Ствол не раскаляется настолько, что его можно заметить, потому что для парус-сечи нужен магнитный импульс куда слабее, чем для выстрела обычным снарядом.

Фуру это не убедило.

– Тогда в чем смысл, позволь спросить?

– В лишении маневренности, детка. Парус-сечью стреляют по парусам, а не по корпусу. Если она и попадет в корпус, то просто отскочит, не причинив особого вреда.

– И корабль можно захватить целым, не уничтожая его, – сказала я.

– Да, по идее, – согласилась Прозор. – Нет ничего более уязвимого, чем паруса. Как правило, единственное, что не дает кораблям порвать друг друга на ленточки, – это хорошие манеры.

– И все же, – сказала Фура, взмахивая металлической рукой, – мы здесь. Все еще живы, и наши паруса на девяносто девять процентов целы. Согласитесь, если этот залп предназначался для того, чтобы вывести нас из строя, получилось не очень.

– Я бы не стала дрыхнуть без задних ног, – возразила Прозор. – Если позади нас корабль, то это могла быть просто пристрелка. Возможно, они еще не совсем точно определили нашу позицию или находятся слишком далеко для меткого выстрела. Но надеются подойти поближе.

Фура могла твердо стоять на своем, но если все доводы были против нее, то она обычно отказывалась от своей позиции, хотя и не без труда.

– Ты повидала немало погонь, Проз, и я не стану придираться к твоим выводам. Вопрос в том, чем мы можем ответить. Дать бортовой залп и надеяться, что намек будет понят?

– Они лучше определили наше местоположение, чем мы – их, – сказала я. – У нас есть лишь участок неба, а они сумели по крайней мере один раз засечь нас с помощью локационного импульса. Но даже если бы мы достаточно точно знали их координаты, надо бы очень крепко подумать, прежде чем стрелять.

– Это почему же? – спросила Фура.

– Потому что мы лезем из кожи вон, чтобы не выглядеть так, будто играем по старым правилам этого корабля. – Я стукнула ладонью по столу, подкрепляя свои слова. – Мы обыкновенные каперы. Это не спектакль, это то, что мы есть – и чем намерены остаться.

– В нас стреляли! – Фура широко распахнула глаза, как будто высказала чрезвычайно простую мысль, которую я не понимала из-за чрезмерной тупости или упрямства.

– Возможно, – согласилась я. – И даже вероятно. Но мы не можем быть уверены, что это не случайность. Если ответим огнем, то вызовем эскалацию, а также дадим им понять, что они сумели повредить наши паруса, и это будет чрезвычайно полезной информацией. Если выстрелим более тяжелыми снарядами, чем парус-сечь, то со стороны покажется, что мы ведем себя совсем как Боса Сеннен – реагируем нагло, с чрезмерной кровожадностью. А если откроем канал связи и попытаемся их убедить в наших добрых намерениях, то, опять же, выдадим свое местоположение.

– И что бы ты посоветовала?

– Я бы попросила Тиндуфа усилить ионную тягу, чтобы у нас появился шанс выйти из зоны досягаемости. Еще следует приостановить все работы вне корабля, за исключением тех операций, которые проводятся на корпусе или вблизи него, – надеюсь, по нам не нанесут прямого удара. Удвоить пост в обзорной рубке и внимательно следить за подметалой и трещальником, помогая Паладину, насколько это возможно. А мы с тобой тем временем внимательно послушаем череп.