— Старший лейтенант Семен Снегирев. Кавалер орденов Мужества, «За военные заслуги» и кучи медалей.

— А ты?..

— У меня два ордена Мужества и много медалей. Так что мы ребята не простые. Минздрав не рекомендует вступать в открытое противодействие с нами.

— Ну-ну, посмотрим, что вы за профи.

— Ты сомневаешься?

— Извини, если обидел.

— Да ты что, Славик? Может, на озеро тебя отвезти?

Дуневич задумался, потом переспросил:

— На озеро? В принципе, клев еще должен быть, а я на рыбалке давно не был.

— А снасти есть?

— Всегда ловил только удочкой. Она у меня хорошая, телескопическая.

— Тогда ты сиди, а я пойду накопаю червей.

— Еще возьми хлеб. Лучше, конечно, сварить перловки, но вряд ли она есть, да и долго с ней возиться. Хватит червей и хлеба.

— Сделаю.

Вадим не успел отойти, как во дворе появилась Мария Алексеевна.

— Доброго вам утра, ребята. Гуляете?

— Гуляем, Мария Алексеевна, — с улыбкой ответил Дуневич.

— А я сегодня суп сварила и пельмени. Сама их делала. Вкусные, с магазинными не сравнить. Ну и молочка козьего с хлебушком взяла.

— Вы сильно тратитесь на меня, — сказал Дуневич и потупился.

— Да брось, Слава. У меня почти все свое или соседи дают. На хлеб разве трата. Себе беру, тебе тоже. Пенсия у меня хорошая, так что не думай об этом. Лишь бы на пользу.

— Вы очень кстати, Мария Алексеевна, — сказал Галдин.

— А что такое?

— Нам поговорить надо. Пройдемте в дом.

— Ну, надо так надо.

Вадим взял у нее узелок. Бывшая учительница по старинке умудрялась все переносить именно в нем. Так даже удобнее, чем в сумке. Там кувшин опрокинется, и не заметишь, а в узелке все чувствуешь через платок.

Они оставили Дуневича на улице и зашли в дом.

— Что-то случилось, Вадим? — спросила бывшая учительница.

— Вы знаете нового участкового?

— Знаю, но поверхностно. Я заканчивала работу в школе, он — последний класс. Ничего был парень.

— Почему был? Он и сейчас жив-здоров.

— Вадим, ты прекрасно понял, что я имела в виду. А почему ты спросил меня о Борисове?

— Он сегодня должен обойти деревню. Я случайно узнал об этом.

— Опять поиски самогонных аппаратов?

— Это его работа.

— Да? Он бы лучше проверил, что под видом водки и за немалые деньги продают в магазине. Люди этой мерзостью травятся. Самогон, по крайней мере, метилового спирта в себе не содержит. Устроили борьбу с алкоголем и сигаретами? Получайте результат. Народ опять махорку сажает и бидонами ставит брагу, благо есть из чего.

— Я не об этом, Мария Алексеевна. Конечно, участковый должен за всем следить, но я думаю, что он будет спрашивать вас обо мне.

— Почему?

— Я тут чужой человек.

— Так ведь он уже тебя проверял.

— Этого мало. Но давайте по теме. Если он спросит, чем я тут занимался, говорите правду. Забор, сарай, уборка и так далее. Какие разговоры ведем? Самые обычные, часто вспоминаем училище. О Елене не говорим. Скорее всего, Вячеслав вообще не упоминал при мне о сестре. Но точно вы не знаете, потому как не подслушиваете. Обстановка здесь гнетущая, это понятно. Я, по вашему мнению, жду не дождусь, когда уеду отсюда. Главное, Мария Алексеевна, в том, что у нас нет никакого интереса к делам в поместье. Пожалуйста, говорите с участковым убедительно. Я с ним встречался. Парень он вроде нормальный. Но вы сами понимаете, что Сухобоков вряд ли даст ему работать самостоятельно. Такие участковые барину не нужны.

— Насчет барина ты верно выразился. Он самый и есть. Помещик-самодур, прямо как в старые времена.

— Так мы договорились?

— Можешь не беспокоиться.

— Хорошо. Договорились. А ты ведь что-то задумал насчет Елены, да?

— Я этого не говорил. Мы закончили разговор.

— Добро, не беспокойся. Но ты что-то задумал. Я долго прожила на этой земле и научилась разбираться в людях.

Галдин усмехнулся и заявил:

— А вот Борисова до конца не раскусили.

— Он не нужен мне, как и я ему.

— Это вопрос спорный. Особенно насчет второй части вашей фразы.

Мария Алексеевна промолчала, выложила на стол кастрюлю, чугунок, кувшин, хлеб и ушла.

А Вадим накопал червей, смял хлебный мякиш, достал из сарая удочку. Она действительно оказалась хорошей, с новой безынерционной катушкой.

Потом он покатил коляску с Дуневичем к озеру.

До него было не так близко, но и не особо далеко, километра полтора. Они вышли к так называемому местному пляжу, заросшему осокой. Хорошее место. В двух шагах от берега глубина уже под метр.

— Здесь и порыбачу, — сказал Дуневич. — Ты, Вадим, коляску на тормоза поставь и кури в сторонке. Остальное я сам.

— Хорошо.

Он не только поставил коляску на тормоза, но и подложил под колеса обрубки бревна.

Дуневич приготовил удочку, забросил ее и весь ушел в рыбалку.

Вадим курил в стороне. Он не понимал, что это за удовольствие — смотреть на красный поплавок, легонько качающийся на волнах. Но тот вдруг пару раз дернулся, чуть приподнялся и лег на воду.

Дуневич подсек и начал яростно крутить ручку катушки. Леска из воды выходила зигзагами, и вскоре в траве забарахтался первый карась. Очень крупный, килограмма на два, жирный и совершенно темный. Но озеро называлось Черным, скорее всего, из-за торфяного дна.

— Есть! — выкрикнул Дуневич. — Видел, как я его? Не перевелась еще рыба в озере. Сейчас вон какая клюет! Даже крупнее, чем в сезон.

«Как же мало человеку нужно для короткого, но все же настоящего счастья», — подумал Вадим.

Дуневич рыбачил второй час. Горка карасей, уже не таких здоровенных, и окуней выросла до приличных размеров. И уху сварить, и пожарить хватит.

Славик был так увлечен рыбалкой, что не обратил внимания на сигнал вызова телефона друга.

— Да, Сеня, — ответил Галдин.

— Время десять двадцать. Только что прошел эстакаду, выскочил на Загородное шоссе. Полет нормальный.

— Хорошо. С Людмилой не поссорился?

— Нет, когда надо, я знаю, чем ее взять.

— Поделишься опытом?

— Когда женишься.

— Ну, до этого далеко.

— А без жены тебе подобные уловки ни к чему.