кресла, подошел к пульту, на котором оставил свой ежедневник Клейстер, с каждым днем все больше напоминающий настоящего продюсера. Перелистал несколько десятков страниц, заполненных номерами телефонов и пометками. Развернувшись, оперся о край столешницы и хмыкнул, увидев запись, обведенную несколько раз. “Груверсы”, интервью!!!”.

— Интересно… На сколько позиций поднимется “Молитва”, если я дам интервью?

— Тебе это стало важно? — Рита удивленно посмотрела на меня.

— Не мне. Парням. Мы вроде как с Бутчем поспорили, и будет обидно, если выше четвертого места она не поднимется из-за меня. Получится, что чуть-чуть не хватило. Мистик с Клейстером впахивают как проклятые, парятся.

— А ты нет?

— Я? — я достал сигарету, щелкнул зажигалкой и выпустил дым в потолок, — Наверное, нет. По крайней мере не так, как они. Макс, вон, даже бухать перестал, а Мистика из студии не вытолкаешь — готов в ней жить.

Рита пожала плечами, улыбнулась и подошла ко мне. Точно так же оперлась о стол и протянула:

— Ну-у-у, логика странная, конечно, но тогда получается, что ты переживаешь сильнее.

— Почему это?

— Мы в студии — это раз, и ты трезвый — это два, — разогнула два пальца и рассмеялась.

— Действительно, странная логика, — хмыкнул я. Посмотрел в окно и тихо произнес, — Вообще, все странно.

— А может так и должно быть? — спросила Рита и, когда я повернулся к ней, посмотрела мне в глаза. — Может, все только кажется странным, потому что оно новое? Не такое, к чему ты привык?

И я ничего не ответил. Стоял, смотрел в ее глаза, поражаясь их детской наивной чистоте. Рита искренне верила в то, о чем говорила, а верил ли я? Хотел ли, а, главное, мог ли вообще верить? Хоть кому-то кроме себя? Например, ей. Мистик с Клейстером приперли мою невменяемую тушку к ее дверям, Бутч со своими советами и успокаивающий аромат лаванды… Все словно толкало меня к ней навстречу, как бы я не противился этому, как бы не отталкивал от себя подальше.

— Останься сегодня здесь, со мной, — еле слышно сказал я.

Сказал и испугался того, как глухо прозвучал мой голос в тишине студии. А она едва заметно кивнула, достала мобильный из кармана и позвонила брату. Рита попросила сказать родителям, что сегодня переночует у подруги. Лавандовый ангел обманывал, чтобы побыть со мной. Вот так просто. Без вопросов, без сомнений. Улыбнулась своей улыбкой и перемешала два мира — мой и ее.

Глава 17

Если в мою квартиру входили девушки, то с порога все развивалось по классической схеме: я отлепляю ее от себя и гоню в душ, а потом там не оказывается полотенца… Вернее оно есть, но убрано в шкаф под раковиной — мне так привычнее. И когда за дверями стихал шум воды, раздавался вопрос. Всегда один и тот же, звучащий из раза в раз с одинаковой, не меняющейся интонацией. Я начинал давиться от смеха, тушил сигарету, неторопливо стягивал футболку и шел на помощь. Неужели всех всерьез волновало несколько капель воды на коже, если ты уже стоишь голая в чужой ванной и в чужой квартире? Или полотенце спасет от того, что последует дальше? Вряд ли. Я все равно увижу все, что захочу. Тем более, что насильно никого сюда не тащили ни разу. И все это прекрасно понимали. Только очередная однодневка наигранно прикрывается ладошками, а в глазах нет ни капли стыда. Знает зачем пришла, знает, что трахну, и сама этого хочет, но все равно пытается строить из себя скромняшку. Чтобы поуламывали? О'кей, бейба, давай поиграем по твоим правилам. А минуту спустя эта скромняшка испаряется, как по щелчку пальцев… Скучно, предсказуемо и интересно ровно до тех пор, пока физиология не насытится и не скажет, что девочке пора ехать домой.

— Ты позвонишь?

— Конечно, детка. Вот, возьми на такси.

Сунуть пару купюр в карман или сумочку и все. Я не позвоню. Она об этом догадывается. Только вся эта херня — необходимая часть. Словно жирная точка. Как логичное завершение дня. Завтра будет другая однодневка, может даже две. И закончится все так же — обещанием позвонить и такси.

Но не той ночью и не с ней…

Я смотрел на пружинки кудряшек, раскинувшиеся по моей подушке, слушал тихое дыхание и удивлялся самому себе. Внутри груди начинало болезненно колоть при одной только мысли о возможности испортить ангела. Словно любое мое прикосновение сразу же превратит ее в одну из многих, испоганит нереальную чистоту и она уже никогда не будет прежней. И если раньше каждая попавшая в квартиру вряд ли могла рассчитывать на неприкосновенность, то с Ритой все было не так. Я давил в себе желание прикоснуться к ней, вновь ощутить ее губы, такие манящие, мягкие и нежные… Мне хватило всего одного поцелуя, чтобы он поселился в моей голове и посмеялся над всем тем, что было до него. И сколько бы я не отбрыкивался, сколько бы не пытался стереть те ощущения из памяти, ища что-то похожее, ничего не выходило. Меня начинало подташнивать от одних только воспоминаний, как очередная однодневка впивается в мои губы. И если тогда мне это казалось нормальным, то после той ночи я уже точно знал, что может быть по-другому. И я хотел этого другого. Хотел так, что не смог уснуть до самого утра. Ворочался на диване, вставая каждые тридцать минут, чтобы выкурить очередную сигарету и издалека посмотреть на спящего в моей постели ангела. А утром я отвез Риту в универ, проводил взглядом до дверей и усмехнулся, увидев взгляд ее брата.

“Можешь не париться, чувак. На счет этого можешь не париться.”

После интервью мир вокруг окончательно свихнулся. Телефон Клейстера буквально разрывался от непрекращающихся звонков — радиостанции наперебой просили хоть что-то в ротацию. И тут Макс начал отыгрываться по полной за свой косяк с “Груверс”. Маленьким радиостанциям он сливал диск практически полностью и даром, а крупным только за деньги и максимум по два трека. Мониторил стоимость минуты рекламы и взвинчивал ценник в десять-пятнадцать раз. Кто-то отказывался, называя нас зажравшимися скотами, кто-то брал время на раздумье, только большая часть отваливала деньги не торгуясь и даже предлагали заплатить за что-нибудь новенькое и исключительно для них, но повторения истории с “Молитвой” не случилось. А она к концу недели прыгнула с четвертого места на второе, а потом плотно оккупировала первое. И в декабре Бутчу пришлось несладко. Он зафигачил рукава Мистику и Клейстеру, а потом начал мой.