Шторм выбросил судно на рифы. «Элизиум» пропорол днище о камни и так крепко сел на них, что вода в трюме не поднималась выше ватерлинии. Затонуть не позволяла скала, но и сойти с неё не представлялось возможным. Когда шторм кончился и волнение улеглось, стали осматривать повреждения. Пробоина была большой, из клочьев стеклопластика торчали сломанные рёбра шпангоута. Пользуясь отливом, можно было успеть наложить заплату, откачать воду и, дождавшись прилива, стащить судно с камней.

Переход от крупных неприятностей к гибели возвестили морские обитатели. Среди них поднялась невообразимая паника. Слева по борту рыбы принялись выскакивать из воды, словно удирая от опасного хищника. Они делали это все разом, на большом участке, который, однако, имел пределы. На рыбёшек метнулись чайки, но вскоре, издавая тревожные крики, ринулись прочь, а вода у самого борта начал как будто портиться и мутнеть.

Огромная масса бактериального мата поднялась из глубин возле сидящего на рифе «Элизиума». Море словно обмелело. На полмили, не меньше, простиралась не имеющая чётких очертаний бурая поверхность. Бактериальный мат уловил ментальный сигнал потерявшей ход потенциальной добычи и всплыл поохотиться.

Люди кинулись прочь от борта. Полезли на ванты, на скалы. Тут и началась телепатическая атака.

Утопленник не находил слов, как её описать. Он оставался в сознании, но руки и ноги перестали повиноваться. Он повалился на палубу и своими глазами видел, что вытворяет с людьми космический монстр из морских глубин. Он гнал их к себе. Моряки прыгали с мачт, лезли через планшир и исчезали. Утопленник не узнал, что с ними происходит снаружи. Когда команда исчезла, время вокруг застыло. Он лежал, не в состоянии даже моргнуть, глаза пересохли и болели. Мышцы сковало как каменные. В воздухе распространилось удушливое зловоние, он словно загустел и помутнел, звуки сделались приглушёнными.

– Я думал, умру, – невнятным голосом проговорил Утопленник. – Жалею, что не умер тогда, потому что я отправился в плаванье без шлюпки.

Когда его отпустило, глаза почти не видели. Утопленник пробовал в одиночку спустить шлюпку, но обессилел и сдался. Он еле двигался. Дико болела голова. Наверное, воздух действительно был отравлен выделениями чудовища.

– Мат выпускал газовую смесь, чтобы погрузиться, – прокомментировала Рощина. – Там, кроме метана, полно всякой токсичной дряни. Запросто можно задохнуться.

Моряки посмотрели на даму, но ничего не сказали. И продолжили слушать Утопленника, а у того рассказ подошёл к концу.

От отчаяния он бросился за борт. При ударе о воду спасательный жилет надулся, заработал огонь поиска и бесполезный, но обязательный для комплекта радиомаячок. Утопленник помнил море, как закрывал руками лицо, чтобы не расклевали чайки, как по ноге ползла какая-то дрянь и источала огонь. Потом был диван в салоне «Морской лисицы», голоса и жгучая гадость, льющаяся в рот.

– Эйнар, – представился Утопленник и назвал такую заковыристую фамилию, что никто не понял.

Он был плох. Истощён и практически слеп, вдоль ноги тянулся химический ожог, неизвестная зверюшка постаралась, лицо опалило солнцем, множество мелких ранок на теле разъело солёной водой и теперь они загноились.

Такую обузу команда сочла дурным знаком. «Хорошего человека море не выплюнет», – буркнул Паскаль, оставшись наедине с Муромцевым.

Больше ему не с кем было поделиться. У моряков он не встретил бы понимания, а учёным диковатый баск не доверял. Зато их слуга оказался свойским парнем и неробкого десятка, когда дошло до дела. Ему можно было рассказать.

– Подушка, – сказал баск на ломаном английском, с трудом подобрав из своего скудного словаря название для морского чудовища. – Подушка не захотела его жрать. Не годится в пищу. Мы подобрали. Зря. Я бы выкинул обратно. Может, море примет его на второй раз.

– Намучаемся мы с ним, – вздохнул Денис.

И хотя говорил он по-русски, баск понял. Кивнул, достал помятый серебряный портсигар и предложил Денису тонкую чёрную сигариллу.

Дополнительный пассажир для всех оказался лишним. Чтобы развернуть спальное место в форпике, пришлось разгромить с таким трудом обустроенную лабораторию. Спешно возвращали аппаратуру в исходное, запаковывали контейнеры, банки, сетки для сбора образцов.

– Вы что-то неважно выглядите, Виктор Николаевич, – заметил Денис к вечеру, когда кавардак был приведён в рабочий беспорядок.

– Я всю ночь во сне кухню отмывал, проснулся уставшим, – вяло отшутился старший научный сотрудник.

– Как ваша нога?

Казаков потрогал бинт.

– Слегка пульсирует. Попробую завтра нырять неглубоко, а дальше посмотрим.

– На мелководье я один справлюсь, Виктор Николаевич. Буду делать по семь-восемь спусков в день. Да много ли нам надо, в конце концов?

– В этой экспедиции наш девиз «Бери больше, плыви дальше». Чем разнообразнее получится коллекция, тем довольнее будет Арина Дмитриевна. Поэтому гребём всё подчистую, на борту рассортируем.

– Так точно! – улыбнулся Денис.

Утром яхта вышла в очаг ксеноинвазии.

На Муромцева плыли прозрачные ленты. Шириной с ладонь, они казались очень длинными, но под водой всё кажется больше. «Ленты» совершали гребные движения всем телом, извиваясь как змея. Даже на мелководье при хорошей видимости их было трудно заметить. Только когда они оказались рядом, Денис обратил внимание и замер. Он не забывал, что орудует во владениях пришельцев, грабит их огород, предварительно распугав сторожей, и такая нахрапистость не останется без ответа.

В правой руке был водолазный нож, которым лаборант отделял от грунта добычу, но Денис не надеялся, что успеет преодолеть сопротивление воды и опередить существ, для которых океан среда обитания. Если только «лента» вцепится, он сможет её рассечь. «Ленты» напоминали сплющенных с боков мурен и просвечивали насквозь. Две пары чёрных глаз, сбоку и сверху, белые зубы в массивных вытянутых челюстях, белёсая хорда и мутное содержимое кишечника – вот и всё, что моно было увидеть с расстояния вытянутой руки. Вплотную, когда «лента» проплывала возле самой маски, Денис мог разглядеть извивающееся тело и высокий гребной плавник от середины спины до хвоста.

«Ленты» шныряли вокруг него, словно принюхиваясь, а Муромцев застыл, медленно опускаясь на дно. Пояс с кармашками, в которых лежал отмеренный под его массу груз, придавал водолазу нейтральную плавучесть, но сетка с добычей тянула вниз.

Колени коснулись песка. Лаборант встал, как статуя аквалангиста, воздвигнутая курортным скульптором на потеху отдыхающим. «Ленты» не унимались, кружили, подплывали всё ближе, казалось, обнюхивали незнакомца. «Стая собак», – подумал Денис. Для нападения то ли некому было подать команду, то ли не находилось причины спровоцировать охотничий инстинкт. В тёплой воде под неопреновой курткой по телу бежали мурашки. «Нервное», – успокаивал себя Муромцев.