сон начинал ломить самых бдительных, когда крики пастырей становились не так громки и часты, вдруг раздался выстрел, за ним десяток других, и настала совершенная тишина. В одно мгновение каждый из нас, с ружьем в руке, стоял на своем месте в балагане, кое-как укрепленном плетнем и кучами хвороста, в котором запутался бы в потемках сам Кара-Махмут, совершенство удальства и ловкости между черногорцами. Так прождали мы до утра, когда пришли нам объяснить причину тревоги: небольшая чета прокралась было мимо сторожевого пастыря, но в темноте сбилась с пути и наткнулась на другого: отсюда перестрелка; чета убежала, унеся с собой одного раненого из своих; невозможно было преследовать ее в темноте тем более, что это могло быть только ложное нападение и где-нибудь могла скрываться засада: обыкновенная военная хитрость туземцев.

Еще заря не свила туманов с покатостей гор и красовалась только на вершинах, а мы были уже на пути… И вот, я наконец на высоте Кома[30], у цели давнишних своих желаний! Как легко здесь дышать, я верно в эту пору, выше всех на земле… Но я не затем только пришел сюда, чтобы спугнуть горного орла и омыться в тучах поднебесных, а потому отправляю вас к своему геологическому обозрению края. Но грустно расстаться с Комом, которого я наконец с такими усилиями достигнул, с Комом, этою путеводною звездою окрестности более чем на 100 верст в радиусе от него. Нет, я останусь здесь; я буду ждать чуда! Чудеса на каждом шагу в Черногории, так как им не быть здесь… и чудо совершилось.

На противоположной главе Кома, двуглавого, подобно орлу славянскому, взвился из-за камня дымок. – «Что бы это было? – спросил я черногорца, – кажется наших в той стороне нет, да и огонь им запрещено раскладывать; не накликать же на себя беду». – «Нет, то не наши, да и не чужие», – отвечал мне черногорец значительно. – «Так чьи же?» – «Там уже давно поселился вилла[31], и видно хочет показать, что рад нашему приходу». – «А, понимаю!» – Вдруг раздался ужасный крик; о, да вы не знаете, что такое крик черногорца в горах! Если здесь существует какое-либо искусство, то это, конечно, вести речь между собою на дальнем друг от друга расстоянии. Разделенные стремнинами и утесами, через которые даже и черногорцам трудно перейти, они переговариваются между собою на расстоянии чрезвычайно дальнем; прикладывая ладонь ко рту с той стороны, откуда ветер, чтобы не относило звука их слов и, произнося почти слово за словом, чтобы эхо не могло изменить смысл речи, они говорят, и эхо от горы до ущелья передает их слова нередко громче, чем они были произнесены вначале, но это такой звук, от которого невольно содрогнешься: его-то мы и услышали так внезапно, занятые тихою беседою о нашем добром духе; вслед за тем показался на вершине человек. Он шел прямо к нам, возвещенный раздавшимся криком, с ружьем за плечами, без опасения и без угроз. Пошли обычные приветствия. Удивления встречи не было, потому что черногорцы, как все азиатцы, ничему не удивляются или, лучше сказать, никогда не выказывают своего удивления: им все обычно. Пришелец сам видел виллу и сообщил нам много любопытного о нем. – «Ты конечно затем сюда и пришел, – спросил я, – чтобы увидеть его и утешить в юдольской жизни». – «Не совсем так, – сказал он таинственно, поглядывая на окружающих, – надобно нам поговорить наедине». – «Ба, да неужели же ты меня искал здесь, на вершине Кома». – «Кого нужно для доброго дела, того не ищешь: Бог сам посылает». Ага! Мы остались одни, пришелец показал мне сверток бумаги: письмо, гляжу, герб европейский, о, герб слишком известный. – «Письмо не ко мне, – сказал я, возвращая его, – оно к васовичанам и уже распечатано; ты не верный посланец». – «Верный!» – отвечал он и перекрестился крестом нашим. – «Чего ты от меня желаешь?» – «Прочитайте письмо». Я читал и дивился! Один европейский авантюрист, ссылаясь на права своего княжества, вымененного им за собаку у туземцев, требовал, чтобы одно из окрестных племен отдалось ему в удел – только! – Обещая ему за то и честь, и славу, и покровительство своей державы и Бог знает что… Но, Бог с ним! Оставим его. Видно честолюбию тесно становится в Европе и оно двинулось на Ком! А, право жаль! Оно осквернит собою край неба и верно сгонит с Кома бедного виллу, в которого так твердо веруют окрестные жители.

Глава XX

Общее обозрение Черногории

Теперь, проживши более четырех месяцев в Черногории и обозрев ее во всех направлениях, я могу с некоторой уверенностью изменить существующий доселе на географических картах вид ее и те несправедливые о ней понятия, которые распространены в Европе.

Черногория окружена с трех сторон турецкими владениями в следующем порядке, начиная с северо-запада: Герцеговиной, частью Боснии, Зетой и Албанией, а с четвертой, юго-западной, австрийскою провинцией Боко-ди-Катаро, или австрийскою Албанией. Таким образом, загражденная с моря от всякого истока из гор своих, Черногория находится в совершенном отчуждении от Европы, заключена сама в себе, существует одними своими средствами, одними своими ограниченными произведениями, почти без торговли, и если нуждается в чем, то это только в порохе. За то, если это совершенное отчуждение Черногории устранило ее от западного образования, искусств, то тем не менее и от западных заблуждений, расслабления духа и тела: болезни сифилитические здесь не известны. Черногория бедна. Все ее произведения ограничиваются самым незначительным количеством хлеба, кукурузы особенно, частью винограда, из которого они выделывают для себя вино, и рыбным промыслом в озере Скутари. Лов рыбы, известной на итальянских берегах под именем скоранцы, производится в пользу владыки; наконец, скотоводство составляет главнейшую отрасль промышленности Черногории; оно доставляет им необходимые потребности жизни и возможность добывать, за избыток его произведений, соль в Катаре, некоторые принадлежности оружия на границах Турции и порох, где только можно добыть его. Нынешняя Черногория, однако, во времена владычества Рима, процветала торговлею: ясно видны остатки пути, который вел из восточных провинций, из самого Константинополя может быть, к Адриатике, перерезывая северную часть Черногории, по долине Морачи к Никшичам и через Грахово к морю. Между тем, водная система обтекает продольную часть Черногории, с восточной стороны: река Морача и Черноевич, особенно первая, при незначительном ее течении, представляет удобную линию сообщения с озером Скутари, а из него, через реку Боляну, с Адриатическим морем. Но этот путь возбранен для Черногории. Несмотря на соседство Адриатического моря, оно недоступнее для нее, чем для какой-либо из европейских держав.