— Уронили водку на пол. Оторвали Мишке руки, — тут же констатировал я.

Спириус пробуркал что-то невразумительно-извиняющееся. И покинул нашу теплую компашку уже на твердых ногах, ссыпав нам по-братски на прощание гость сестерциев, чтобы мы сегодня ни в чем не нуждались.

Андрюха сгрузил себе монету в поясной кошель-лапотник (у нас так завсегда — я демоню, а он бдит), и мы двинули дальше. Я было хотел задержаться, почирикать о личном с хозяйкой заведения — краснощекой теткой лет тридцати, но мой друг решительно выволок меня на улицу со словами, что нужно сделать перерыв. Вот это по мне — когда пьешь, нужно знать меру. Иначе можно выпить меньше.

На улицу уже опустились сумерки, все небо залили незнакомые звезды. Красота неописуемая. Любого астронома вмиг до дурки доведет. Ну а мне хотелось просто стоять и любоваться. Я даже от избытка чувств зашвырнул вверх пару булыжников с обочины улицы, но никуда не попал.

Потом мы взяли себе в проводники одного местного дикого фраера, и он вызвался показать нам дорогу до ближайшей термы. С ханыгой Сусаниным столковались за стакан винища. Все как на родине. За день мы основательно наломались, да и едким потом пропахли как еноты — помывка оказалась весьма кстати. Банька нам обрыбилась хоть и не суперпафосная, но вполне ничего себе. Пока нам стирали и сушили шмотки, парочка массажистов умело обработала наши усталые мослы. Разобрали и собрали, как детский конструктор. Весь хмель из нас выжали бы, если бы мы не догадались предусмотрительно настелить на это дело местное кисленькое винцо. Такое воодушевление нас взяло, что просто страсть.

Мы немедленно двинули по азимуту в следующее питейное заведение, благо далеко топать не пришлось. Пришли, глянули — называется «Верис Делицис» (Андрюха растолмачил мне, что это по-нашему — «Родник Наслаждений» или навроде этого), а внутри — просто то, что доктор прописал. Каменный домина, большой зал, и в углу открытый камин, на котором шкварят всяческую снедь. Народу полно, но место свободное нам сыскалось на раз-два. Как-никак Игроки пожаловали, а не какая-нибудь шушера. За сдвинутыми столами в углу чинно заседали человек пять солдат с дружественными интерфейсами. Доспехи и оружие свое они сложили рядом в пирамиду. Бравые ребята, что и говорить — вмятины и царапины на латах на это недвусмысленно намекали. Через час мы уже сидели за одним столом и чокались фаянсовыми чарками, больше напоминающими кувшины. Солдаты сначала держались скованно (врубались, с кем сидели), но потом незаметно разговорились. Все они оказались из Лиги Эквитов — это типа конного отряда, в отличие от Ветви Веймаров, которые объезжали в основном океанские суда. Я, помню, подумал тогда, как еще военно-морская Юстина на лошадь вперлась — не иначе впечатление хотела на меня произвести. Андрюха, как про лошадок услышал, аж глазенки заблестели, словно у метеоролога при виде песчаной бури. Он очень любил «гонять скамейки» — по выходным даже ездил в конную школу на выездку. Нет, я к коням был абсолютно равнодушен, а копытам всегда предпочитал высокие каблучки. Мы расспросили бойцов о том о сем, как служится, что нового. Служба у парней синекуру ничем не напоминала — скорее наоборот. Сплошная война. Частые дальние дозоры вглубь острова, постоянные жестокие стычки с нелюдями. Им приходилось и убивать без жалости, и терять товарищей.

Вообще остров Альба Лонга напоминает две неразрезанные сардельки на синей тефлоновой сковороде океана. Южная полусарделина — это и есть наш маленький цивилизованный мирок. Город Альба Лонга (здесь вообще в тренде давать островам и городам одинаковые названия) — пашни, владения помещиков, фазенды высших сословий, деревни пеонов. Дальше к северу начинаются леса, в которых живут блеммии и панотии. И чем севернее, тем эти места становятся более дикими и необжитыми. Северная сосиска — вообще сплошные джунгли, населенные невесть кем. Как пояснил Климент, старший из Эквитов, в понедельник в Мидгарде появляются не только разные ресурсы и артефакты, но и толпы всякой нечисти. Дичать им уже дальше некуда, но эта мерзота быстренько сбивается в стаи и начинает конкретно докучать фермерам. Набеги на селения — более легкий способ добыть жратву, чем охота в лесу, где кто кого может, тот того и гложет. Предполагалось, что регулярно прореживать их численность будет заботой Игроков, но, как выразился Климент, «у Великих сейчас другие дела». Вот и бьются Эквиты, не щадя живота своего, за северные границы. Иногда они теснят нелюдей, иногда — нелюди их. Так и проходят их солдатские будни: дозор, бой, отдых с пьянкой и борделем в городе, потом опять дозор.

Вскоре со службы их разговор опять съехал на лошадей, причем Андрюха умудрился в нем поучаствовать. Речь шла о технических характеристиках скакунов: дорожном просвете, объеме багажника и скорости разгона до ста. Причем тех генетических уродцев, на которых Эквиты разъезжали по местным холмам, лошадьми можно было назвать только условно или с большого перепою. Их проектировали в своих лабораториях несколько граждан, имевших к этому занятию талант. Или так про себя считавшие. И никем до сей поры не разубежденные. Звучали имена Калипсо, Тиберия. Но факт наличия в конюшнях Эквитов животин, от которых брала оторопь даже конюхов, не мешал всадникам почитать и любить своих боевых скакунов. Они превозносили достоинства тех или иных существ, горячо спорили, словом, вели себя как нормальные кавалеристы. Просто им иногда приходилось седлать таких красавцев, которые не прочь были закусить и своим наездником. Договорились до того, что немедля решили поехать прокатиться в ночи. Я тоже было упал «на хвоста». На заднем дворе у коновязи стояли несколько привязанных то ли собак, то ли гиен, бодро рубавших в жестяном тазу куски требухи и весело завилявших обрубками хвостов при нашем появлении. В трезвом виде я бы сквозанул от подобной лошадки как можно дальше и быстрее, но пьяному море по колено, и, поддерживаемый Эквитами, я даже дважды взгромоздился в седло, но поскольку тут же оба раза кулем валился на землю, меня оставили в таверне из соображений безопасности. Решил пока не теряться и присел за столик к компашке девушек в коротких туниках. Особенно хороша была одна кудрявая хохотушка с жемчужной улыбкой. Вся из себя ладненькая, из такой породы, про которую не говорят — писаная красавица, но у мужчин всегда при одном только ее виде возникает непреодолимое желание: взвалить барышню на плечо и отнести прямиком в спальню без лишних сложных вводных предложений. Пока я наводил мосты и получал в ответ кокетливые взмахи длинных ресниц, вернулись ребята. Андрей сиял, как улыбка советского стоматолога.

— Третью Увертливость взял, представляешь?

Я от досады хлопнул кулаком по столу и разбил тарелку. Мне это понравилось, и я разбил еще одну. Нет, ну где справедливость, спрашивается? Уже на два левела ускакал вперед от меня! Придется срочно наверстывать. Я принял твердое трезвое решение с завтрашнего дня бросить валять дурака и взяться за ум, а для закрепления события выпил до дна объемный кубок вина.

Дальше в памяти последовал глубокий черный провал. Разлепил зенки я поздно, и это было жестко. Голова пульсировала, как единый больной зуб. Я, раскинувшись морской звездой, возлежал на белой бязевой простыни. Надо мной в двух метрах нависал неровный потолок. Пошевелившись, попробовал постонать. Получилось нервное хрюканье. Рядом кто-то завозился. Блин, кто способен разбудить спящего, тот способен на любую гадость! Я скосил глаза, так и есть — женщина. Смуглая, кудрявая, голая. Сексуальная, даже очень. Вот так ситуация. Мне, должно быть, есть что вспомнить, жаль, я совершенно не в состоянии это сделать. Невольно пробежав взглядом по ложбинке на ее спине, упирающейся в две изящные округлости, я снова без сил откинулся на подушку. Девушка упруго перевернулась и склонилась надо мной, щекоча лицо своими кудряшками. Откуда-то из глубины похмелья на мой зрительный экран вплыли два миндалевидных карих глаза с искорками веселья в них и смеющийся рот.