отсеялись все пустословы и заведомые мерзавцы, претендентов осталось трое. Первый был старше меня в четыре раза и, к сожалению, обладал отменным здоровьем. Вряд ли в его планы входило быстро оставить меня вдовой; скорее он собирался насладиться обществом юной жены как можно дольше. Второй всё время молчал и мог оказаться удобен, но меня отталкивала сама его внешность: бледный, с сальными волосами и блёклым взглядом, словно вылез из склепа. Выходить с таким в свет было бы унижением.

Третий показался мне лучше всех. Молодой, с горящим взглядом, искренний и весёлый, он шептал, когда оставались наедине, мне слова любви. Эти клятвы и признания никак не трогали моего сердца, но мужчина обещал: «Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, даже если не полюбишь меня». Это звучало убедительно, и я наивно позволила себе поверить.

Свадьба была красивой, как и наша пара. Мы стояли у алтаря юные, очаровательные, на первый взгляд даже счастливые. Потом случилась первая брачная ночь, и тогда-то, в его объятиях, осыпаемая горящими на коже клеймом поцелуями я поняла, насколько он мне отвратителен.

В дверь постучали, а потом не утруждая себя ожиданием вошёл муж. Я взглянула на него гордо, презрительно и отошла к окну.

– Сегодня у меня встреча, – буднично сообщил муж.

Я скривила уголок рта. Он же у нас купец! Папенька был так счастлив заполучить в зятья серьёзного человека.

– Разрешаю поехать со мной.

– Я хочу повидать сестру, – ответила я, разглядывая его в призрачном отражении дневного окна.

– К твоей семье я сегодня не собираюсь, – холодно произнёс муж, складывая на груди руки.

– Тогда поеду сама.

– Не поедешь. – В его голосе появились стальные нотки, царапнувшие слух, и я, не выдержав, обернулась. Напоролась на безжалостный взгляд. – Я запретил тебе выходить из дома. Думаешь, не знаю, чем ты займёшься, как только переступишь порог? Меня не обманешь показной невинностью!

Его голос всё нарастал, подобно сходящей лавине; с губ брызнула слюна. Я отступила, волком следя за ним и невольно придерживая ладонью ещё ноющий на бедре синяк. Один единственный раз… но мне хватило и его.

– Надеялась, позволю крутить интрижки за моей спиной? – кричал муж. – Думала, меня легко обмануть, простака? Я помню, как ты строила глазки моему гостю на встрече, так что скажи спасибо, что вообще беру с собой!

– У тебя больная фантазия, – процедила я, вскидывая голову. – И заигрывала с ним я только в твоём воспалённом мозгу.

– Довольно!

Я вздрогнула, но взгляда не опустила. Муж, тяжело дыша от ярости, пошёл к двери. У самого выхода, обернувшись, злорадно оскалился.

– Что ж, ты, как посмотрю, не образумилась. Я поеду один. А ты сиди здесь.

И, хлопнув дверью, вышел. Я осталась одна, молча глядя ему вслед, и по щекам против воли текли злые слёзы бессилия.

К вечеру наконец вернулась служанка. Муж ещё был в отъезде; я изнывала от нетерпения и, сразу как только девушка появилась, вызвала ту к себе.

– Ну? Не томи. Он согласился его изготовить?

– Да, госпожа, – склонила голову служанка. – Но у лекаря было условие.

– Какое? – спросила я, холодея от дурного предчувствия.

– Он желал, чтобы Вы забрали яд сами. Перед тем, как продать его, он хочет поговорить с Вами лично.

Я закусила губу, сдерживая стон. Что за пустая причуда? Неужели нельзя просто отдать то, что спросили? Тяжёлый вздох всё же сорвался в воздух против воли. И как я приеду? Отсутствующим я взглядом посмотрела на служанку и кивнула.

– Хорошо. Когда он сказал приходить?

– Через три дня. Но, госпожа, – девушка робко подняла на меня глаза, – как же Вы выйдете?

Я махнула рукой, отсылая её со всеми вопросами прочь. Настроение было прескверное. Правильно истолковав жест, служанка тихо вышла. Я поднялась, запахнула плотнее шаль и принялась мерить комнату шагами, как загнанный зверь. Пленница в доме мужа. Более позорного положения не придумаешь. Сбежать от него не могу – с него станется обвинить меня во всех грехах, и тогда закончу публичной женщиной. Или, того хуже, объявит прилюдно ведьмой – не доживу даже до публичного дома. Но и выносить такое существование я больше была не в силах. В свете мужа считали простым, но добрым человеком, и попробуй я рассказать правду, не поверили б ни единому слову. Выход оставался один. Брак заключался на всю жизнь, но не уточнялось, на чью. Пусть мне и суждено гореть за это в аду, но я собиралась любой ценой освободиться от тирании.

Нужно лишь усыпить бдительность благоверного, чтобы он согласился отпустить меня одну. Хотя бы до лекаря. Придётся притвориться покорной. Меня передёрнуло. Я с трудом подавила внутреннее сопротивление и, подняв голову, бешено взглянула на мечущееся в камине пламя. Я смогу. Немного унижения ради свободы. Главное ни в чём не ошибиться.

Муж вернулся поздно вечером. Довольно улыбнулся, глядя на меня, пристыженную, тихую. Внутри клокотала ярость, но я терпеливо сидела рядом, пока он с удовольствием набивал живот. Наевшись, муж повёл за собой в спальню.

Ночь и темнота в не освещаемых из скупости коридорах скрывали его фигуру и моё полное ненависти лицо.

Три дня всё было спокойно. Я прекрасно играла роль примерной жены. Играла с изяществом истинной актрисы, предвкушая приближающееся вдовство. Близился срок, и я всё больше дрожала от нетерпения. Скорее бы. Скорее! Наконец в нужный день, позавтракав с мужем в столовой, я вновь смиренно спросила у него разрешения навестить семью.

– Я не могу, – как обычно ответил он, расслабленно допивая утренний бокал вина.

– Позволь мне съездить к ним самой, – попросила, потупив глаза. – Я возьму повозку и только доеду туда и обратно. Обещаю, что не нарушу верности тебе.

Лицо мужа посуровело. Не глядя на меня, он покачал головой.

– Нет. Ты никуда не выйдешь в одиночестве. В воскресенье отобедаем у них вместе.

Я стиснула зубы, едва не воя от досады. Неужели всё было напрасно? Все страдания и мучения впустую?

– Но я так давно не видела сестру! – с показной грустью воскликнула я. – Она наверняка захочет поговорить со мной до воскресенья.

– Замолчи, – холодно оборвал меня супруг. – Я уже сказал нет. Дождёшься выходного.

И, оставив меня одну, вышел из столовой.

Я пнула ножку стола. Вскочила, бросая взгляд на окно. Я должна была забрать предназначенный ему напиток! Наконец прекратить самовластие. Но как это сделать? Если открыто нарушить запрет, всё пойдёт прахом. Я закрыла глаза, восстанавливая дыхание, и, не доев, вышла. Нужно было действовать хитро. Напряжённо думая, я поднялась по лестнице в свой кабинет. Остановилась у окна, провожая взглядом его отъезжающий