Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встречи с Колетт были своего рода проверками его собственных чувств — так сказать, научными опытами. Если бы он знал, что они приведут к потере Кристи, сто раз бы подумал, прежде чем пускаться в подобные авантюры. Но ему даже в голову не приходило, что она что-то узнает и тут же с ним порвет.
Еще раз набрав номер ее сотового телефона, он снова услышал обрыв связи и короткие гудки, как при запрете на входящие звонки от нежелательного лица. Он достал другой телефон и повторил попытку. Результат был тот же самый.
Тогда он позвонил в бухгалтерию «Энтерпрайз глобал» с требованием сообщить ему, когда с карточки Кристи были сняты деньги и где. Помявшись, главный менеджер по финансам не решился отказать сыну владельца компании и попросил его перезвонить через десять минут — нужно выяснить это по банковским проводкам. Через десять минут Арман Гамилтон узнал, что все деньги со счета Кристи сняты в штате Огайо и сам счет закрыт.
Итак, она была в Огайо. Что она там делала? Проезжала мимо или решила там обосноваться? Он не знал, что подумать.
Набрав телефонный номер родителей Кристи, Арман с несвойственным ему стеснением спросил о ней. Взявшая трубку миссис Адамс не сразу поняла, в чем дело. После его путаных объяснений сухо ответила, что Кристи им не звонила, но она, миссис Адамс, всегда знала, что их связь закончится именно этим, уж слишком они разные, и бездушно положила трубку.
После подобного разговора вновь звонить ее родителям было бесполезно — они ничего ему не скажут, даже если и узнают, где их дочь. Теперь он для них тоже персона нон грата, как его отец — для матери.
Арман медленно посмотрел вокруг. Раньше он никогда не замечал, как здесь неуютно. В свое время Мишель предлагала ему заняться интерьером его части дома, но он решил все сделать по-своему. Нанял модного дизайнера, дал ему задание и был даже доволен получившимся убежищем холостяка. Но теперь холодные, серовато-синие тона давили, прося хоть искорку тепла и света. С Кристи он не замечал этого беспросветного, тоскливого окружения, но теперь, внезапно оставшись в одиночестве, понял, что это вовсе не то, чего ему хочется.
Он попытался вспомнить, не говорила ли Кристи что-нибудь об окружающей обстановке, и не смог. Похоже, на эту тему они никогда не говорили. Почему? Неужели она не хотела ничего здесь поменять? Ведь если даже он заметил унылость окружающего великолепия, то уж она-то, с ее тонким восприятием действительности, наверняка была недовольна? Но тогда почему молчала? Не хотела хозяйничать в чужом доме? Чувствовала здесь себя посторонней?
Он впервые пытался понять мотивы поведения собственной невесты — и не мог. То, что в постели им было очень хорошо, никем не оспаривалось, но вот в остальное время… Почему она согласилась на такой вымученный брак? Что ею двигало? Прежде он считал, что ее могли привлекать его финансовые возможности. Ей как обычной молодой женщине хотелось многого, и он вполне мог ей это дать. Но своим решительным уходом она дала ему понять, что деньги в ее жизни не главное. Но тогда что? Возможно ли, чтобы она любила его?
Эта мысль казалась нереальной. Какая любовь возможна в наше прагматичное время? Страсть, похоть, естественные для нормального мужчины со здоровыми рефлексами, были хорошо ему знакомы. Но любовь? Возможно, это исключительно женское чувство? Он и сейчас отчаянно хотел, чтобы Кристи снова была в его постели. И не только постели. Чтобы сидела с ним рядом, говоря милые глупости, или занималась в соседней комнате, а он мог бы, всего лишь повернув голову, видеть ее изящный силуэт. Но вряд ли это любовь. Уж скорее своего рода привычка. Возможно, стоит потерпеть лишь несколько дней — и накал таких обременительных и иссушающих душу страстей рассеется и он снова станет самим собой?
Взгляд упал на лежащую на диване книгу. Он помнил, как еще совсем недавно Кристи готовилась к экзаменам, удобно устроившись на этом диване. Его обдало холодом — неужели она даже защищаться не стала? Неужели известие о его измене настолько выбило ее из колеи? Он почувствовал себя препаршиво. Что уж врать-то самому себе — теперь он горько жалел, что поддался на уговоры Колетт и отправился на это дурацкое свидание. Кто его увидел и когда? И кто заложил? Кто тот предатель, что сломал ему жизнь?
Вполне возможно, он больше никогда и не стал бы изменять Кристи, ведь клятвы у алтаря для него вовсе не пустой звук. Он всегда выполнял свои обещания, и если бы дал обет любви и верности, то наверняка исполнил бы эти клятвы. А Кристи сбежала, даже не дав ему ни одного шанса оправдаться и исправить то, что он натворил.
Но он сможет оправдаться. Докажет всю глупость ее необоснованных подозрений. У Кристи все равно нет никаких доказательств его неверности. Только чьи-то подлые слова. Он поклянется, что никогда ей не изменял, и все вернется на круги своя. Стоит ему только ее обнять, и внутренний огонь, который постоянно тлеет в них обоих, тут же вырвется наружу и захватит их, как это было уже много раз.
Но для этого ее нужно найти. Хотя в наше время, да еще с его возможностями, это вовсе не проблема.
Не особо надеясь на частное сыскное бюро, где по его поручению уже вели розыск Кристи, он позвонил своему знакомому в полицию Нью-Йорка с просьбой помочь найти машину, записанную на Кристину Адамс. Тот поколебался, но пообещал помочь. Через полчаса Арман узнал, что последний раз машину Кристи камеры слежения зафиксировали на дороге в Огайо. Дальше, по Огайо, ее передвижения выяснить не удалось, ибо это территория другого штата, где свои законы, порядки и полиция.
— Конечно, мы можем сделать официальный запрос в полицию Огайо, но в этом случае должны предъявить предписание судьи. А у тебя оно есть?
Кристи не совершила ничего, с чем Арман мог бы обратиться в суд. Если только приписать ей кражу подаренных им драгоценностей, которые, кстати, так и остались лежать в сейфе. Ему было бы гораздо легче, если бы она взяла их с собой. Все-таки его не так бы мучила совесть, ведь денег у нее наверняка слишком мало, чтобы прожить хотя бы пару месяцев. Он совершенно не понимал, как можно существовать на микроскопические, по его понятиям, доходы Кристи.
Несколько дней он провел в метаниях, раздумывая, что еще можно предпринять. Ему не хотелось признаваться, что от него сбежала невеста, и всем родным и знакомым они с отцом, который тоже скрывал разрыв с женой, сообщали одну версию: Кристи с Мишель отправились в Париж покупать наряды к свадьбе. Это было так привычно для нью-йоркской элиты, что никто и не думал удивляться.
Филип Гамилтон каждый день по привычке ходил на работу, но в дела не вникал, и, как ни странно, ему было плевать на красоток, которые, как и прежде, стаями вились возле стареющего бонвивана. Он даже есть не мог, полностью потеряв аппетит. Несмотря на всю свою злость, Филип постепенно осознавал, что лишился главного и, похоже, единственного смысла своей жизни.
Проведя несколько крайне тоскливых недель, он признался и себе и сыну, что его любовь к Мишель вовсе не исчезла с годами, как он считал, просто его зашоренные привычкой глаза видели только новые смазливые мордашки, забыв, как же прелестна его жена. Теперь Филип был согласен на все, желая лишь одного — вернуть ее. Но от нее приходили лишь отдельные, ничего не значащие сообщения, адресованные даже не ему, а ее адвокатам, с единственной целью — узнать, когда начнется бракоразводный процесс. Где она, Мишель не сообщала. Да, похоже, определенного места жительства у нее и не было — ее весточки приходили то из Парижа, то из Ниццы, то из Авиньона. Достоверно было известно лишь одно — она во Франции.