— Что значит прямо сейчас? Знаешь, где я сейчас? Я…

— Я знаю, где ты и чем занимаешься. Но мне нужно, чтобы ты приехала в Скотленд-Ярд к двенадцати. Анжелика, ты меня слышала?

— Слышала. Увидимся в полдень.

Глава 22

На Олд-Кент-роуд была пробка, и путь до набережной Виктории занял у нее на сорок минут больше. У Хенли даже было искушение включить сирену.

По улицам ходили толпы туристов. Хенли задумалась, сколько из них лишится телефонов и кошельков, стоя перед «магами» и шулерами, показывающими фокус с тремя картами на мосту. Воздух был полон выхлопных газов, а машин становилось все больше и больше.

Она достала пудреницу, помаду нейтрального оттенка и быстро поправила макияж. С волосами она ничего сделать не могла.

Хенли повесила удостоверение на шею, чтобы его сразу было видно. Она уже потеряла счет случаям, когда ее останавливали слишком рьяные сотрудники Скотленд-Ярда уже после того, когда она прошла пост у двери.

Хенли взглянула в зеркало заднего вида и увидела Пеллачу, который направлялся к ней, глубоко засунув руки в карманы. Она вышла из прохладного салона машины, где работал кондиционер, и почувствовала, как горячий воздух с выхлопными газами оседает на ее коже, словно нефтяная пленка. Она вспомнила, когда в последний раз была в Скотленд-Ярде. Это произошло через три недели после того, как ее выписали из больницы. Раны все еще болели, из них текла сукровица, швы тянули кожу, но ей пришлось оправдываться за свои действия и объяснять, почему она позволила Оливеру ударить себя ножом. Все взгляды в тот день были направлены на нее. За явно допущенную ею ошибку обвиняли ее саму, ее пол и ее расу.

— Погода ужасная, — заметил Пеллача, застегивая ворот рубашки. — У меня ощущение, будто я сижу в печке.

— У тебя галстук сбился, — сообщила Хенли, с трудом удерживаясь от искушения его поправить. Она проследила, чтобы он сам это сделал.

— Лучше?

— Гораздо.

Они стояли на крыльце и наблюдали за тем, как полицейские входят в здание и выходят из него. Последнее, чего им обоим хотелось, — это сидеть перед своим начальником, комиссаром полиции Джеймсом Ларсеном, и выслушивать обвинения в свой адрес. Пеллача достал из кармана пачку сигарет.

— Тебе не кажется, что ты слишком много куришь? — спросила Хенли.

— Не думал, что тебя это волнует.

Хенли с трудом сдержалась, чтобы не ответить: «Конечно, волнует».

— Нас бы сюда никто не вызвал, если бы не этот Каллум O’Брайен, — заметил Пеллача, закуривая. — Просто змей какой-то, черт его побери. Раймс все еще оставался бы с нами, если бы O’Брайен не сунул нос в дела нашего отдела и не обвинил его в коррупции. Я не доверяю ему, и я не доверяю Ларсену.

Ларсен и Раймс всегда соперничали друг с другом. В результате Ларсен был враждебно настроен к ОРСП и не скрывал этого. Хенли придерживалась того же мнения, что и другие члены их команды: намеки на коррупцию, в которой якобы был замешан Раймс, исходили от Ларсена — он скормил О’Брайену соответствующую информацию. И именно Ларсен был виновен в том, что Раймс теперь лежал под полутораметровым слоем земли.

Внешне Ларсен полностью соответствовал своей высокой должности, от прилизанных седых волос до полированных запонок. Но Хенли и Пеллача знали, что он — мешок дерьма. Они сидели напротив него и выслушивали его угрозы — он собирался урезать бюджет их отдела и передать расследование дела в Национальное агентство по борьбе с преступностью.

— Я думал, вы нас вызвали из-за статьи в «Ивнинг стандард», — заявил Пеллача после того, как Ларсен наконец заткнулся.

— До этого я еще дойду. Больше всего меня беспокоит то, что меньше чем за неделю были жестоко убиты три человека, а их останки разбросаны по всему Юго-Восточному Лондону.

— Со всем моим уважением, сэр, нельзя применять подход, описанный в учебниках, при расследовании серийного преступления, — проговорил Пеллача. — По своей природе…

— Офицер Пеллача, последнее, что мне сейчас нужно, — это ваша любительская лекция по психологии!

— Сэр, мы серьезно настроены на завершение расследования и обнаружение преступника, — сказала Хенли, украдкой опустив руку на колено Пеллачи. Она почувствовала, как он резко напрягся, а потом расслабился. — Мы не сидим сложа руки и не ждем, когда на нас свалятся трупы.

— К сожалению, инспектор Хенли, одного вашего настроя недостаточно, — заявил Ларсен. — Мне сейчас нужно решить актуальный вопрос: могу ли я и дальше оправдывать существование Отдела по расследованию серийных преступлений или нет? И эта утечка информации в прессу… Я нахожусь в сложном положении.

— Никакой утечки не было, — перебил Пеллача. Его голос прозвучал непривычно резко.

— У нас маленький отдел, сплоченная команда, и мы всегда выполняли нашу работу, — подхватила Хенли. — Вы выбрали очень рискованную стратегию, и, если вы снимете нас с этого расследования, это может дорого обойтись.

— Совсем необязательно, — заметил Ларсен. — ОРСП не является незаменимым. Вы должны понимать, что я очень внимательно слежу за работой вашего отдела. И если это расследование окажется слишком сложным для него, то оно будет передано в Национальное агентство по борьбе с преступностью.

Паб находился в добрых пятнадцати минутах ходьбы от Скотленд-Ярда, и другие полицейские сюда пропустить по стаканчику не захаживали.

— Он полный кретин, — заявил Пеллача, постукивая банковской карточкой по краю барной стойки, пока молодой бармен наполнял его стакан. — Ты уверена, что не хочешь двойную?

— Заказывай.

Хенли знала, что с Пеллачей, когда он в таком настроении, лучше не спорить даже по такому невинному поводу, как порция алкоголя, к тому же она не собиралась делать вид, что ей не нужно выпить.

— Я пойду займу столик, — сказала Хенли.

— Он понятия не имеет, как ведется настоящее полицейское расследование, — не унимался Пеллача.

Он вручил Хенли ее водку, и они отправились к небольшому столику в дальней части зала, уселись и какое-то время молча потягивали из своих стаканов.

— Как ты справляешься? — спросил Пеллача.

— Справляюсь?

— Прости. Неудачно выбрал слово. Я просто хотел… Я всегда буду за тебя переживать.

— Не нужно за меня переживать.

Она ненавидела это ощущение, что ее пытаются контролировать, пусть даже мягко и ненавязчиво, но не могла не признать: последние сорок восемь часов совершенно ее вымотали. Она почти не спала.

— Я сейчас занимаюсь не тем, что «справляюсь». Я выполняю свою работу.

— Я знаю. Я не хотел, чтобы это прозвучало покровительственно. Мы с тобой еще не разговаривали после твоей встречи с Оливером.

— В этом не было необходимости. Это работа! Мы должны сделать заявление. — Хенли не хотелось говорить о себе. —