И он вынул из-за голенища сложенный лист бумаги, которая изогнулась, как обувной рожок, и пропиталась запахом обутых в кожу ног. Это была карта, побуревшая, хрупкая и грязная: ее так часто складывали и разворачивали, что теперь на столе протершиеся линии складок образовали просвечивающую решетку. Карта являла собой огромную шахматную доску, с пронумерованными полями, и в один из квадратов так часто тыкали пальцем, что номер его стерся.

– Вот он, мой любезный. Щедрый, как женское лоно, простите за выражение.

Все участки, по словам незнакомца, были размером полтора на полтора метра, а в глубину уходили до бесконечности, хоть до самого центра земли, если сумеешь до него докопаться. Когда они спросили о цене, рыжий человек назвал сумму вдвое больше всех крузейру, которыми располагал Тристан.

Тристан посмотрел на Изабель, и она увидела огонь в его черных глазах, а гордый его лоб выдавал страстное желание бросить вызов упрямству земли и испытать свою силу и хитрость. Чтобы этот огонь не выдал его, она поспешила сообщить рыжему человеку твердым и уверенным голосом зрелой женщины, что, несмотря на чисто символическую цену, они не готовы купить участок сразу; им нужно отдохнуть с дороги и навести справки – они поговорят с ним утром.

– К утру посланную небом удачу может перехватить другой, – предостерег их гаримпейру и, подмигнув, оставил договариваться с беременной матерью круглолицей девочки о ночлеге в комнате на втором этаже таверны.

Тристану начинали нравиться эти забытые Богом места, а еще ему понравилось иметь в лице своей жены делового партнера.

После затянувшихся за полночь споров они решили приобрести участок. С того самого часа, когда взгляды их впервые встретились на пляже, они были в руках Господа, и мысль о таком отчаянном шаге понравилась обоим. Теперь, когда они снова нашли друг друга, Тристан и Изабель окончательно уверовали в свою счастливую судьбу. Они смогут разбогатеть вдали от ее отца и его подручных. Рыжий человек взял все оставшиеся у Тристана деньги, и хрустальный подсвечник в придачу – тот самый, брата-близнеца которого Изабель, повинуясь велению сердца, отдала неблагодарной матери Тристана. Когда же и этого ему показалось мало, и Изабель почувствовала, что красные глаза человека вот-вот отвернутся от нее, прищурятся, словно "вглядываясь сквозь холодный утренний свет в далекое видение любезного его сердцу участка, и он откажется от сделки – она предложила ему медаль, украденную из бюро в спальне отца, – этой медалью его наградил король Таиланда за достойную службу на посту вице-консула Бразилии. Подвешенный на ленточке кружок украшало изображение слона в короне и надпись на каком-то экзотическом языке, которая как бы подчеркивала магический смысл медали. Мозолистый палец, поросший рыжими волосами, довольно погладил шелковистую поверхность металла такого же рыжего, как и сам незнакомец, и сделка свершилась. Ордер на участок, извлеченный из второго сапога, представлял собой несколько листов бумаги, пожелтевших от постоянного пребывания за голенищем. У Тристана голова пошла кругом, когда он попытался прочесть документ, но ради соблюдения формальностей он несколько минут смотрел на многозначительные россыпи правительственных печатей, надписей мелким шрифтом и размашистых подписей чиновников.

Автобус, который привез их в Курва-ду-Франсес из Гойании, отправился обратно, после того как водитель провел счастливую ночь со своей дамой в зеленых пригородах. Тристана и Изабель подвезли до Серра-ду-Бурако в открытой повозке с высокими дощатыми бортами, запряженной волами. Четыре изможденных животных еле тащили повозку по дороге, поросшей травой. Двигались они большей частью вверх по склону, хотя временами им приходилось спускаться в небольшие ущелья, где дорога по гнущимся доскам мостов пересекала галечные русла рек.

Несколько часов их мотало на соломенной подстилке с тремя другими пассажирами – местизу гаримпейру (дословно «паразитами на гаримпейру»), которые с удивлением рассматривали сверкающие волосы Изабель и два ее синих чемодана, таких тяжелых, будто в них были камни. Они решили, что дама едет в горы работать проституткой, а Тристан – что-то вроде ее прислужника-сутенера. Они шутливо обсуждали между собой, сколько она может стоить, и пришли к выводу, что появление такой роскошной сеньоры принесет удачу в Серра-ду-Бурако. Их заигрывания стали довольно развязными – темная рука потянулась к Изабель и погладила мерцающие волоски на ее руке, – и тогда Тристан, схватив ближнего пассажира за плечо, ударил его по лицу так же деловито, как заворачивал болты на заводе. Сосед, бормоча себе под нос, обозвал его черномазой шавкой, однако отвалился поближе к своим спутникам, потирая кровоточащую десну над зубом, который стал шататься после удара. Он уже успел потерять несколько зубов – может, в драке, а может, они просто сгнили.

– Мы собираемся попытать счастья с богами золота, – объяснил им Тристан, словно извиняясь, и показал им сложенные бумаги.

Получивший по морде решил отомстить и ухмыльнулся щербатым ртом.

– В Гойании и Куйабе такие бумажки печатают сотнями, они ничего не стоят, – заявил он. – Вот доберетесь до места и увидите, что никакого участка у вас нет. Эта гора – гигантский муравейник, кишащий негодяями.

Услышав это, Изабель вдруг почувствовала, как холодный клинок пронзает ей сердце: она поняла – детство прошло, впереди неизвестность, и даже если их ордер на участок окажется подлинным, все равно начинается нечто такое, что может погубить лучшие годы ее жизни. Она еще теснее прижалась к Тристану, пытаясь обрести ускользающее спокойствие души. Хотя он и сконцентрировал все свое внимание на общении с мужчинами и самоутверждении в их глазах, мускулистая рука его рассеянно, но крепко обняла Изабель за талию.

Как оказалось, участок существовал в действительности: неразработанная земля рыжего человека возвышалась среди других участков высокой заброшенной колонной. Под ударами лопат то, что когда-то было горой, превратилось в гигантскую яму: не сотни, а тысячи людей работали в котловане шириной чуть меньше километра: они таскали мешки с мокрой глиной и долбили кирками скальную породу; взгромоздившись на деревянные лестницы, они вырубали террасы в отвесных скалах. Почти каждый день эрозия почвы и результаты человеческого труда вызывали оползни, почти каждый день один-два гаримпейру умирали под этими оползнями или от болезней, истощения и поножовщины. Грабежи и убийства происходили прямо в карьере и в десятках бедняцких поселков, выросших на окрестных холмах, являя собой ряды кое-как построенных хижин, между которыми местами попадались редкие магазинчики, похоронные конторы и похожие на пришельцев из другого мира заведения маникюрщиц со множеством маленьких квадратных отделений для занятий «маникюром». Баров не было, в пятнадцатикилометровой зоне вокруг Серра-ду-Бурако действовал сухой закон. Не будь его, жертв среди старателей было бы гораздо больше. Здешние старатели, натренированные тасканием двадцатипятикилограммовых мешков с камнями по крутым лестницам и узким проходам по сорок раз по дню, были, пожалуй, самыми атлетичными мужчинами на земле: каждый мог похвастаться грудью штангиста и ногами футболиста. Буйные драки были для них единственным развлечением, и только те, кому по воле Божьей посчастливилось найти золотой самородок, могли позволить себе другие радости. На крутые террасы удачи слетался народ с выжженного солнцем голодного северо-востока и из полузаброшенных рыбацких поселков Баийи и Мараньяна, из трущоб Форталезы и Ресифи и душных, кишащих болезнями и паразитами деревушек Амазонии. По закону земля на выжженных просторах хребта Дорадо принадлежала расположенной в далеком Сан-Паулу горнорудной компании, которая хоть и считалась бразильской, но полностью контролировалась арабами и гринго. Но потом федеральный суд издал указ, гласивший, что ни одного бразильца нельзя лишить права добывать золото. Право это уходит корнями в далекий 1500 год, когда португальцы впервые увидели зеленые берега Бразилии. Старатели основали кооператив, обеспечивавший работу промывочных желобов и поставляющий оборудование для первичного обогащения породы, которое загрязняло ртутью все местные речки. Кроме того, кооперативу принадлежали весовая и банк.