Клубы черной копоти и дыма поплыли вдоль мостовой, а из окна напротив, того самого, из которого метал гранату Капустин, затрещал пистолет-пулемет. Он тоже вел огонь по «тигру». Андрею не было видно, что происходило возле танка, но, судя по тому, что клубы дыма становились все жирнее и гуще, а запах гари усиливался, бутылка попала в цель.

Слева раздались скрежет и скрип металла – словно с трудом пытались открыть заржавленную металлическую дверь. Потом до слуха Андрея донеслись крики, сначала обозленно-ругательные, а потом все более истерично-истошные. Когда ругались, еще можно было разобрать немецкую речь, а потом все превратилось в непереводимый, животный вопль.

Что-то страшное, воющее и оранжево-красное вдруг промелькнуло мимо смотрового отверстия, заставив Андрея отпрянуть от неожиданности. Младший лейтенант Воронов, Милютин и Тютин, бойцы-артиллеристы, привлеченные истошными криками, подбежали к орудию, пытаясь увидеть, что творится на улице.

Это, кричащее от боли, возникло снова, теперь уже почти на середине улицы. Как сразу догадался Аникин, это был один из немецких танкистов. Фигура в комбинезоне, объятая пламенем, металась по мостовой. Огненные языки пеленались вокруг танкиста, становясь все менее яркими, почти прозрачными. Его тело как будто вбирало в себя краски огня вместе с его жаром.

Огонь, казалось, практически не действовал на ткань комбинезона, который оставался таким же черным и целым. Но видимые следы ужасной муки явственно проступали на открытых участках головы и рук. Страшные, стремительно расползающиеся язвы разъедали кожу, обнажая кости и тут же покрывая их чернью, превращая мечущегося в охваченный оранжевым облаком, все еще кричащий скелет.

Со стороны танка раздались одиночные выстрелы. Они быстро следовали один за другим и больше всего походили на пистолетные. Наверное, кто-то из танкистов, выбравшись из горящей машины, вступил в перестрелку со штрафниками.

– Чего это там?.. Еще фашисты?.. – закричал Тютин, тыча рукой в сторону здания, в оконном проеме которого Аникин увидел Капустина. – Видали, товарищ старший лейтенант?..

Он вскинул свою винтовку с явным намерением выстрелить, но Аникин вовремя перехватил ее ладонью за ствол, с силой дернув рукой так, что боец, дернувшись по инерции, не удержался на ногах и повалился на станину орудия.

– С ума спятил!.. – нависнув над ним, вскричал взводный.

– А чего я!.. – испуганно, но в то же время озлобленно оскалившись, закричал Тютин. – Фашисты!.. Фашист там был!..

– Где там, дурило?! – перебил его Аникин. – Там наши: Капустин там… И другие, по всему…

В глубине прохода, между стеной и каменным забором, показался Бабаев. Он семенил трусцой, быстро-быстро перебирая ногами, в одиночку держа на плече длинное круглое бревно. За ним поспевал Чаплыгин, неся свою винтовку и ППШ, принадлежавший Фарзи. Он поддерживал бревно за самый край одной рукой.

Воронов и двое солдат из его расчета бросились к штрафнику.

– Бальшой бревно!.. – крикнул им навстречу Бабаев. – Сибири балан говорят! Фарзи таскал балан много-много… Сибири. Холодно Сибири, Фарзи – тепло… от таскать балан…

Артиллеристы, Милютин и Тютин дружно обхватили бревно. Место впереди занял младший лейтенант Воронов. Кто-то уже успел перевязать лоб офицера-артиллериста, а точнее перехватить голову продолговатым куском ткани, которая набрякла темно-красным пятном в том месте, где его ранило.

Воронов направлял передок бревна, стараясь подсунуть его в оставленное взрывом гранаты углубление и поддеть правый край орудия. Широкий круглый конец никак не желал подсовываться под погнутую колесную ось. Тогда Фарзи, не мешкая, протиснувшись между товарищами и каменной стеной, ловко перемахнул через станину и подлез к бревну. Ухватившись снизу за правый угол бронированного щита, он потянул вверх. Орудие едва шелохнулось, но вес его был слишком велик даже для такого силача, как Бабаев. Но боец все равно из последних сил настырно продолжал тянуть вверх. Темное лицо его побагровело, и на шее, выступавшей из расстегнутого воротника телогрейки, словно натянутые веревки, вздулись жилы.

Аникин оттолкнулся от плеча Воронова, заскочил правым сапогом на казенную часть и, с ходу запрыгнув в узкое пространство между стволом и левой стороной защитного щита, навалился на левый угол. Пули выщелкивали возле побелевших от напряжения пальцев Андрея, но он не слышал их звона о бронированную сталь, в голос хрипя от неимоверного усилия.

– Носенко!.. Направляй!.. – крикнул Воронов и, не дожидаясь реакции солдата, прыгнул на сторону Аникина.

Он с ходу, всем телом навалился на задранное кверху левое колесо. Орудие качнулось. В ту же секунду бревно зашло под правую оконечность колесной оси.

– Навались! – крикнул кто-то в запале охватившего всех остервенелого азарта.

Все с криками повисли на поднятом конце бревна, одновременно подталкивая его вперед.

«Полковушка» стала медленно выравниваться, пока левое колесо не утвердилось на тротуарной плитке.

– Готовьсь! – не сбавляя куража, закричал Воронов.

Он подгонял бойцов расчета с нетерпеливым энтузиазмом, напоминавшим поведение капитана парусного судна, паруса которого после долгого штиля уловили неодолимо усиливающийся порыв попутного ветра. Это приподнятое состояние держало всех. Артиллеристы, напрочь забыв о контузиях и ранениях, засуетились возле орудия. В это время по команде Аникина Тютин с Милютиным уже подтаскивали к «полковушке» ящик с выстрелами.

– Огонь!..

Орудие прямой наводкой ухнуло в сторону углового дома. У Аникина потемнело в глазах от грохота, лавиной звуков обрушившегося на сознание.

– …О-о-овьсь! – долетело откуда-то от посветлевшего края в обеззвученный, наполненный гулом немоты мозг.

Второй выстрел прозвучал отчетливее и не так оглушающее. «Полковушка» вздрогнула и вся подалась назад, вместе с горячей волной пороховой горечи выплюнув под ноги пустую дымящуюся гильзу. Снаряд, пущенный по восходящей в упор, влетел в обложенный мешками с песком оконный проем второго этажа, находившийся рядом с тем оконом, выстрелив из которого, подбил «полковушку» немецкий «фаустник».

Волны черного дыма, перевитого струями грязно-бурой взвеси, хлынули наружу сразу из трех окон второго этажа вместе с грохотом рушащихся перекрытий и истошными криками.

– Товарищ старший лейтенант, глядите!.. – затормошив Аникина, прокричал Чаплыгин, указывая рукой в сторону соседнего здания. Там, в окне, маячил, размахивая руками, боец.

– Так это ж Безбородько! – крикнул Чаплыгин.

Теперь и Аникин узнал второй номер пулеметного расчета Кокошилова. Он явно сигналил в их сторону. Чаплыгин замахал в ответ.

Тут же пулеметная очередь ударила в стену чуть выше позади орудия, а потом хлестнула по защитному щиту, заставив отпрянуть бойцов в глубь прохода.