и чистоте, в которой ее содержат (пленные шведы каждую субботу чистят ее), и делает чудесный вид, какого я никогда не встречал…»

Монастырскую часть прешпективы (от обители до теперешней площади Восстания) начали прокладывать чуть раньше. А когда завершили, монастырь тут же определил плату за проезд по ней. С верхового — 3 копейки, с телеги — 5, а с кареты, в зависимости от числа лошадей, от 10 до 30 копеек.

В тот день, когда мощи князя Александра перенесли в монастырь, на адмиралтейской части проспекта вечером зажгли первые фонари. Генерал-полицмейстер Антон Девиер постарался сделать подарок к празднику. Через каждые 50 сажен (106 метров) поставили большие столбы. На них — железные фонари со стеклянными стенками. Внутри лампа, заправленная конопляным маслом. Заправляли, зажигали и поутру тушили фонари солдаты из специальной команды.

Тусклым желтым сиянием фонари боролись с ночной тьмой. Но все же это был свет, способный хоть чуточку отогнать страх и помешать грабителям.

Прешпектива постепенно хорошела, набирала силу, чтобы очень скоро стать главной улицей города. Через сто лет русский литератор А. Башуцкий заметит, что Невский проспект — «главная артерия Петербурга, от которой стремятся другие, поменьше, питающие различные члены столичного тела…».

…Достигнув монастыря, людская толпа образовывала четко определявшиеся группы и группки. Государь заранее указал, где кому надлежит стоять: полкам, чиновникам, купцам, ремесленникам. А сам во главе флота отправился вверх по реке.

Там, где Ижора впадает в Неву, мощи перенесли на специальную галеру. На весла сели прославленные генералы, а сам Петр — на руль. Как только галера приблизилась к пристани будущего монастыря, раздался колокольный звон и началась пушечная пальба.

Теперь Петербург наконец обрел свою священную реликвию. Стал настоящим столичным городом.

II

Доминико Трезини, чтобы хорошо и в срок управиться с делами, очень нужны помощники и верные ученики.

Нелегко всюду поспеть, всё проверить, всё сделать. Даже сорок лет спустя другой иноземный зодчий, не менее энергичный Франческо Растрелли, вынужден будет написать: «…архитектору в России недостаточно сделать проект здания… нужно, чтобы он сам беспрерывно присутствовал на стройке, которую он ведет, не имея ни хороших мастеров каменщиков, ни десятников (как это принято за границей), которым он мог бы доверить точное исполнение своих указаний».

Царю Петру необходимо, чтобы иноземец обучал будущих русских зодчих. Интересы совпадают. И в дом на берегу Мойки приходят молодые люди, обязанные изучать архитектурное искусство.

Одним из первых поселился у Трезини недавний служитель губернской канцелярии Михаил Земцов. Прибыл по велению государя для лучшего изучения итальянского языка. А оказалось, что любит архитектуру и разбирается в строительном деле. Что это: случайное совпадение или прозорливость царя Петра?

Двадцатилетний Земцов постигал в подлиннике труды уже известных в России Виньолы, Палладио, Скамоцци. А учитель, общаясь с учеником, совершенствовал свое знание языка русского. Среди бумаг Канцелярии от строений сохранились документы, переведенные с французского, в конце которых подпись: «Переводил архитект Трезин».

Такой ученик — неожиданный подарок. Земцов отличается любознательностью, трудолюбием и отменными способностями, что всегда доставляет наставнику радость.

Как показали годы, оказался Михаил порядочным человеком, надежным другом, талантливым мастером. Судьба навсегда связала ученика и учителя. Уже много позже, когда Земцов стал самостоятельным зодчим, они часто продолжали действовать сообща. Вместе экзаменовали будущих архитекторов. Вместе принимали готовую работу у других строителей. Когда Земцов уехал под Ревель строить Кадриорг — дворец для Екатерины Алексеевны, Доминико Трезини самолично отобрал для него двадцать лучших петербургских каменщиков и штукатуров. А когда Трезини умер, его чертежи и модели унаследовал Михаил Земцов.

Случилось так, что бывший ученик продолжил и завершил многие дела своего учителя. А воспитанники Земцова продолжили, в свою очередь, его начинания. Возникла связь времен и поколений.

Вслед за Михаилом Земцовым поселились у Трезини присланные из Канцелярии Иван Протопопов, Григорий Несмеянов и другие. Короче, к началу изготовления макета будущего Александро-Невского монастыря у Доминико уже жило пять или шесть учеников.

Реформы Петра, конечно, переменили систему обучения будущих зодчих. Нуждаясь в хороших работниках и надежных помощниках, царь положил много забот и труда на утверждение первым делом практически необходимого образования. Если открывали новую школу, то обязательно или навигацкую, или математическую. Чтобы выходили оттуда люди, сведущие в деле артиллерийском, морском, инженерном. Ведь надобны они государству сегодня, сейчас.

Петровскому обществу требовались мастера, умеющие строить быстро и прочно, правильно чертить планы, разумно подсчитывать потребные материалы и число работных людей. Именно этому следовало обучать будущих мастеров архитектуры.

Еще несколько лет назад, в конце XVII столетия, воспитание ученика являлось личным делом мастера и самого подростка. Сколачивая артель, зодчий брал одного-двух мальчиков. На побегушки. Юнцы поразумнее присматривались к делу, запоминали, выспрашивали у старших. С годами ученик мог стать дельным подмастерьем, а потом, глядишь, и самостоятельным мастером. Все зависело от меры терпения и сообразительности юноши.

Теперь профессиональное обучение объявили делом государственной важности. В разных городах, порой вопреки родительской воле, набирали для отсылки в Петербург «быстрых разумом» подростков. В 1712 году Сенат принял решение отдать из числа присланных десять человек в Канцелярию «для науки архитектурных и других к городовым строениям приличных дел».

По твердому убеждению царя, любого подданного можно обучить любому ремеслу и тем самым восполнить нехватку толковых мастеров. Поэтому из школы «математико-навигационных наук» к Трезини перевели еще Ивана Клюрова и Никиту Дедина.

По новой методе обучение начиналось с помощью книг. И главной среди них считалась «Правило пяти ордеров архитектуры» итальянского зодчего XVI столетия Джакомо Виньолы. Того самого, что соорудил церковь Иль Джезу в совсем новом стиле — барокко. На русском языке эту книгу напечатали впервые в 1709 году, а в 1712-м переиздали. (Известно, что в библиотеке Петра I хранилось шесть экземпляров труда Виньолы. А в собрании генерала Якова Брюса — два.)

По велению царя перевели на русский еще: «Новое крепостное строение на мокром и низком горизонте…», «Архитектура воинская, гипотетическая и еклектическая, то есть верное наставление…», «Новая манера укрепления городов, учиненная через господина Блонделя, генерала порутчика войск короля французского…». Как видим, всё книги о строении крепостей и укреплений, нужные сегодня, сейчас, пока идет война со шведами.

Трезини первый, кому здесь, в России, поручено обучение будущих архитекторов. Он горд. Важность порученного дела подогревает чувство собственного достоинства. С присущей ему обязательностью Трезини приступает к занятиям. Обучать молодых людей он станет так, как некогда учили его в далекой теперь Италии.

Еще со времен Древнего Рима каждый архитектор обязан досконально знать ординацию — то есть проектирование, диспозицию — или планирование, эвритмию — гармонию, симметрию — соразмерность, декорум — пристойность и, конечно, дистрибуцию — распределение, то, что древние греки называли привычным сегодня для нас словом — смета. Последнее особенно важно. Не