– О, пожалуйста, прошу тебя, не наказывай ее. Она поступила так ради моей семьи. Она проработала здесь много лет и была секретаршей моего отца. Она была лучшей подругой моей мамы и нянчилась со мной и Джеймсом. Пожалуйста, не увольняй ее. Это моя вина. Она не хотела ничего мне говорить, но я пошла на эмоциональный шантаж, чтобы получить сведения о твоем передвижении и код от офиса.

Павел поднял руку, чтобы остановить поток слов, слетающих с губ Эмили. Его голова шла кругом от избытка мыслей.

– Кэти я займусь позже. Скажи, зачем ты пришла.

По щеке Эмили до подбородка скатилась крупная слеза.

Павел решил сохранять самообладание. Он не будет реагировать на Эмили.

Порывшись в большой сумке, она вытащил конверт и протянула его Павлу. Не говоря ни слова, он открыл его. Внутри был чек, выписанный им на сумму в четверть миллиона фунтов стерлингов.

– Что это?

Подбородок и губы Эмили дрожали, в ее глазах стояли слезы.

– Это деньги, которые я шантажом заставила тебя заплатить моему отцу. Они поступили на его банковский счет в конце прошлой недели. Я не знала, как их вернуть. Павел, я… Моя…

Он подождал, пока она успокоится. Ему было неприятно, что пришлось сжать кулаки, чтобы не броситься утешать Эмили.

– Ты был прав с самого начала, – выдавила она наконец. – Мой отец украл деньги.

Эмили по-прежнему не могла в это поверить. Последние несколько дней она думала только об этом. Она была так уверена, что ее отец невиновен. Ей даже в голову не приходило в нем сомневаться. Эмили пыталась понять не только действия своего отца. До нее наконец дошло, на что она пошла, чтобы его оправдать.

Она нарушила закон, умышленно проникнув в офис Павла с единственной целью – хищение его файлов ради шантажа, чтобы получить желаемое. И все для того, чтобы доказать невиновность отца.

Потому что она просто хотела, чтобы отец ее любил.

– Я уже знаю, что твой отец взял деньги, – сказал Павел.

Эмили удивилась:

– Ты знаешь?

– Златану потребовалось всего пять минут, чтобы выяснить, что денежный след ведет прямо на банковский счет Малкольма Ричардсона. – Нечто похожее на сочувствие мелькнуло в его холодных глазах, прежде чем он посмотрел на документы, разложенные перед ним.

Почему он так с ней холоден? Почему он не желает на нее смотреть?

– Он отдал деньги в хоспис, где мама провела последние дни жизни.

– Меня это не удивляет.

– И давно ты узнал?

– Златан сообщил мне об этом за час до пляжной вечеринки на острове.

– Почему ты не сказал мне? – прошептала Эмили. – Почему перевел деньги на его счет, если знал, что мой отец виноват?

– Твой отец болен. Я не возьму деньги и не стану предъявлять ему обвинение. – Подтверждая свою точку зрения, он разорвал чек на мелкие клочки. – Используй эти деньги на оплату круглосуточной сиделки, пока он не будет готов сам о себе заботиться.

– Это слишком много, – прошептала Эмили.

– Насколько я могу судить, тема закрыта. – Павел указал на дверь. – Иди домой и скажи отцу, что ему незачем меня бояться. Я желаю ему всего наилучшего.

Что с ним случилось? Он сегодня какой-то странный.

Павел сделал на листе бумаги несколько пометок дорогой шариковой ручкой.

– Эмили, у меня много дел.

– Так много, что ты не выделишь мне десять минут?

– Да. Пожалуйста, уходи. – Он взял папку и открыл ее.

Эмили продолжала стоять, ее ноги дрожали.

Павел действительно ее прогоняет. После всего, что между ними было, он отмахивается от нее, как от сотрудницы низшего ранга.

Эмили пришла в ярость. Она вырвала папку у него из рук и подбросила ее в воздух. Папка упала на пол, и десятки листов бумаги приземлились вокруг.

– Что, черт побери, ты делаешь? – прорычал Павел, скривившись.

– Пытаюсь завладеть твоим вниманием. Ты ведешь себя так, словно я незнакомка, случайно зашедшая в твой офис. Ты даже не смотришь на меня!

– Потому что, если я на тебя посмотрю… – Он заставил себя замолчать и ударил кулаком по столу.

Шокированная, Эмили онемела. Она могла только смотреть на любимого мужчину.

– Почему ты все еще здесь? – Павел поднялся. – Я попросил тебя уйти.

– Что с тобой? Сделка с Плющенко не состоялась?

При упоминании фамилии брата Павел едва не взорвался от злости.

Благодаря Эмили он наконец понял, что семья дороже гордости. Из-за Эмили он отправился к своему брату, чтобы сказать ему правду, решив, что на этот раз все будет по-другому.

Павел потерял все. И надежды на искупление, и надежды на прощение.

Он открыто заявил Марату, кто стоит за компанией «РГ-холдингс». Он сказал, что хочет загладить свою вину в память об отце. Закончив свою речь, Павел протянул Марату руку.

– Каков твой ответ? – спросил он. – Готов ли ты подвести черту под прошлым?

Марат посмотрел на его руку и насмешливо поджал тонкие губы. Отодвинув стул, он поднялся.

– Я уже говорил тебе два года назад, что не продам тебе компанию. Уж пусть она лучше разорится, чем станет твоей.

Павел не понимал, как позволил себе думать, что на этот раз все может быть по-другому.

После ответа Марата не было никакого смысла продолжать с ним разговор. Он знал Марата и видел его решительный взгляд. Брат оставил доводы Павла без внимания. Пытаться достучаться до Марата – все равно что логически рассуждать с малышом.

– Мне жаль, что ты так считаешь, – ответил Павел. – Я желаю тебе найти другого инвестора.

Он не успел дойти до двери, когда Марат бросился на него и прижал к стене.

– Ты! – выпалил он. – Он все делал ради тебя. Он не жалел на тебя денег. Он старался сохранить тебе жизнь. Тебе, кукушонку в нашем гнезде. – Он резко отпустил Павла, шагнул назад и всплеснул руками. – И посмотри, кем ты стал. Богатым и красивым. Химиотерапия не повлияла даже на твой рост. Ты получил все, о чем можешь мечтать. – Его глаза блестели злобой. – Но вот компанию Плющенко ты не получишь никогда. Никогда.

Павел с огромным трудом сдержал гнев. Он был выше своего сводного брата и намного сильнее его. Он смог бы заставить его замолчать одним ударом.

Но вместо этого Павел поправил галстук, отряхнул рукава и сказал:

– Я хотел купить компанию Плющенко ради семьи. Прощай, Марат. – Он вышел из кабинета, прошел через приемную, где были адвокаты, и прошагал через фойе на холодный воздух Санкт-Петербурга.

Павел по-прежнему остро переживал то, что произошло между ним и Маратом.