Девушка не удержалась на ногах, оступилась, махнула в воздухе сумкой и шлепнулась на тротуар, но быстро подскочила и снова бросилась разнимать.

— Ужас какой! Милицию надо вызвать! — остановилась женщина, шедшая мимо. — Развелось тут алкашей и наркоманов, нет покоя!

— Дэн! Отстань от него! — кричала Женька, пытаясь ухватить Дэна за руку, в то время как Илья тоже не ждал, когда его искалечат, а и сам бил врага, как мог.

Какие-то мужчины оценили ситуацию и двинулись разнимать ребят, но в последний момент Дэн резко сработал правой и попал Илье чуть выше глаза. Тот качнулся, тряхнул головой, ухватился за лоб и зажмурил глаза.

Их растащили. Дэн рычал, матерился, угрожал и пытался ударить Илью ногой. Илья, «на адреналине», тоже все еще порывался «отблагодарить», хотя из брови уже шла кровь. Затем, отброшенный в сторону каким-то упитанным мужчиной, он уже не сопротивлялся, а держался одной рукой за ствол того же каштана, второй за голову и тяжело дышал. Женька подскочила к нему и потянула руку вниз. Едва ладонь парня отдалилась от брови, как оттуда хлынула кровь, заливая половину лица.

Вопли и осуждающий гул прохожих.

Какая-то попутка в травмпункт.

Липкая кровь на руках и одежде обоих.

Плохо освещенный коридор со стенами в сером кафеле.

Запах медикаментов. Звяканье инструментов за дверью.

Привычные ко всему, уставшие и невозмутимые врачи.

Имя? Адрес? Гепатит? Алкоголь? Наркотики?

Деньги за обезболивание и «на нужды кабинета».

Яркая лампа в глаза.

Обезболивание. Резкий запах медикаментов.

Голоса врачей, будто из космоса.

Три шва — на бровь, над и под нее.

Неожиданные Женькины слезы, когда он вышел из операционной.

Ночная улица.

Такси. «Шансон». Табачный дым.

Прощание.

«Не волнуйся, Женька, шрамы украшают мужчин!»

«Вот уж придурки…»

В ночь с субботы на воскресенье Амалии не спалось. В голове прокручивались события последней недели, которая по наполненности людьми и судьбами, коснувшимися ее, крайне отличалась от многих предыдущих недель-близнецов ее одиночества. А еще позавчера эта история с пакетом «от почитательницы», что само по себе было очень странным — ни имени адресата, ни имени отправителя, но — рекомендация читать вместе с Виктором… Затем странный, словно сказочно-летящий рассказ о Диве и история девочки-подростка, которая сумела ускользнуть от соседа, любителя молодого тела, да еще и откупного взяла, и чем! Амалия неосознанно облизала губы, будто хотела еще раз почувствовать вкус того ежевичного вина…

Правда, опять не получилось обсудить с Виктором рассказы, но их отношения шагнули вперед. Собственно, отношения только возникли. Ведь факт знакомства еще ничего сам по себе не значит. А вот вино, рассказы, прогулка, прерванная ливнем, и даже поездка вместе на такси были тем, о чем уже можно было думать как о совместном.

Хотела ли она этого нового совместного с кем-то? Зачем? Наполнить и раскрасить такими вот вечерними воспоминаниями свое одиночество? Опять подпустить к себе того, кто потом снова причинит неожиданную и невыносимую боль? Хотя в данном случае слепота Виктора представлялась не столько его недостатком, сколько, прости господи, «бонусом», ведь у незрячего и соблазнов гораздо меньше. Хотя вокруг много вполне зрячих одиноких женщин, которые тоже могут трезво оценить все плюсы и минусы незанятой мужской единицы. И слепой мужчина без вредных привычек с приятной внешностью и манерами однозначно выигрывает в сравнении с каким-нибудь алкашом или держимордой со стопроцентным зрением.

Отогнала от себя мысли о мужчинах и женщинах и подумала, что все скоро изменится. Ведь она вчера съездила в банк, хотела получить там пять тысяч долларов и решить свой вопрос в турагентстве. Но почему-то ей сказали, что деньги надо заказывать (будто пять тысяч — это такая уж большая сумма!). Она заказала и стала ждать понедельника, когда в обед ей выдадут небольшую пачку бумажек, способных на какой-то период изменить ее жизнь.

Амалия вышла на балкон, снова закуталась в плед и уселась в потрепанное кресло. Едва начала мечтать о напоенной солнцем цветущей стране загорелых красивых людей, как в комнате заиграл мобильный. Это было странно и из-за позднего времени, и потому что давно уже никто ее не разыскивал.

Артур сообщил, что пару часов назад у него родилась дочь. По этому поводу он сильно выпил и решил поделиться новостью. Ведь не чужие люди. Тут же извинился, если вдруг задел за живое, опять что-то говорил о своих новостях, а потом извинялся, что «так уж вышло»… Опять повторял, что они не чужие, можно сказать — хорошие друзья с детства, и она всегда может рассчитывать на его помощь и поддержку, ведь «столько лет вместе»…

Амалия выслушала его нетрезвый монолог, держась за перила балкона, коротко сказала: «Поздравляю!» — и швырнула трубку вниз. Та бряцнула в темноте об асфальт и, скорее всего, разлетелась вдребезги. Женщина стояла, вцепившись пальцами в перила, и пыталась разглядеть землю перед окнами первого этажа, где всю весну копошилась какая-то старушка, высаживая рассаду цветов.

В висках пульсировала кровь, сердце ее колотилось, горло будто кто-то пережал веревкой. Броситься бы сейчас вниз — и все! Правда, если бы знать, что на этом конец… Но пятый этаж — не слишком высоко… А вдруг бережно обработанная клумбочка спружинит и душа не покинет тело, а панически вцепится в него? Искалечиться, переломать ноги-руки, отбить почки и лежать там, пока кто-то заметит и спасет… Терпеть невыносимую боль, истекать кровью… Врачам хлопоты… А выживать-то зачем? Не дай бог остаться инвалидом на всю жизнь… Кому она нужна? Нечужому Артуру? Ха!

Амалия отпустила поручень, еще раз осторожно посмотрела вниз и, от греха, пошла в комнату. Свернулась под одеялом, по-детски прижала колени к груди и заплакала горько и безутешно, жалея себя и не зная, что делать, как и зачем жить дальше. Последней мыслью на грани сна было решение снять со счета деньги, перечеркнуть здесь все и отправиться в Грецию. А там уж…

Почти весь воскресный день она провела дома. Сначала долго лежала в постели. Прислушивалась к гудению в голове и к звукам жизни снаружи — на улице и в соседних квартирах за стенами. Удивлялась, откуда у людей столько сил и энергии — утром выбивать на турниках ковры, ругать во все горло детей, сверлить дрелью стены? После вчерашней новости от Артура она снова будто поползла в пропасть, которая, казалось, уже перестала ее засасывать.

Амалия едва заставила себя подняться и включить чайник. Есть не хотелось, пить тоже. Но какие-то банальные привычные действия создавали иллюзию жизни.

Затем она решилась раскрыть коробки со своими вещами, которые обходила или переступала уже несколько месяцев. Сказала себе, что собирает вещи в отпуск. На море. На греческие острова. Но в конце концов и сама не рада была, что начала. Ведь каждая вещь напоминала что-то из прежней жизни. Из других поездок, когда все было иначе. Ей захотелось затолкать все скопом в одну коробку, вынести во двор и сжечь. Или отдать кому-то — пусть будет людям. Но она не знала, кому. А потом решила отвлечься. Не слишком важно, в чем она проведет это время на Милосе или еще где-то в маленьком раю. И не важно, что останется здесь в квартире. Ведь вряд ли она вернется.