У самой двери в коридоре Козакова разлегся Шива. Увидев меня, он медленно поднялся и подошел ближе. Его шерсть была белой и пушистой, а глаза светились, как два маленьких осколка горячего солнца. Хандра хозяина явно не имела никакого отношения к Шиве. Он потерся о мои ноги, обошел меня кругом. А потом звонко мурлыкнул и склонил передо мной свою мохнатую голову в самом искреннем поклоне, какой мне только случалось видеть.

Такси остановилось у дома Козакова ровно в два, и, представьте себе, мистик стоял у дверей с большим клетчатым зонтом в руках. Тяжелые ледяные капли падали с неба и наверняка гулко стучали по ткани зонта. Мне не было слышно этого звука: я сидела в такси. Но я ни секунды не сомневалась, что именно из-за этого рваного ритма мистик вышел из-под козырька подъезда.

Увидев меня, автор кармических теорий не спеша сложил свой зонт и открыл дверцу машины. Он сел рядом и принес с собой едва уловимый сладковатый запах восточных благовоний.

– Да, я сегодня вовремя, дорогая Анжелика. Умею, если захочу. Можете оставить ваши восторги при себе, – не здороваясь, заявил он.

Не слишком вежливо, но не в моих правилах учить хорошим манерам того, кто платит мне столько, сколько я скажу, а потому я оставила слова Козакова без внимания. Я молча кивнула ему вместо приветствия. Возможно, мне показалось, но в глазах мистика мелькнула искра недоумения, как будто он в очередной раз испытывал на прочность мое терпение и остался удивлен результатом.

Его лицо было еще чуть бледнее обычного, но он держался очень прямо, а его глаза уже горели прозрачным зеленым светом, и я знала, что именно на этот загадочный свет слетались женщины – без страха и без сомнений.

Как всегда в начале сентября, город был буквально запружен машинами, и мы еле двигались, пробираясь по узким улицам в центр. Предполагалось, что съемка пройдет на открытой веранде модного кафе. Не слишком хорошая идея для такой погоды, как мне кажется. Но это всего лишь мое личное мнение, не более того.

Впрочем, если им удастся как следует выстроить свет, все будет не так плохо: пальто мистика казалось достаточно теплым. Наверное, не помешал бы шарф, но шарфа автор кармических теорий не надел.

– Передайте им, Анжелика, – сказал мне Козаков накануне, – чтобы даже не думали приносить мне одежду на съемку. Я буду сниматься в том, в чем приду, или не буду сниматься вообще. Это понятно?

Разумеется, это было понятно. Но вряд ли мистик отдавал себе отчет в том, чего мне стоило убедить в этом стилиста журнала.

В 2.57 мы остановились у дверей кафе, и я протянула деньги водителю такси, который их внимательно пересчитал, а потом не менее внимательно взглянул на меня.

– До свидания, – без всякого выражения сказал он, но этого было достаточно для того, чтобы развеселить мистика.

– А вы сегодня пользуетесь успехом у водителей, Анжелика. Прическу сменили? – съязвил автор бестселлеров, открывая дверь кафе.

Он переступил порог, и в ту же секунду мне стало ясно, что с ним все будет в порядке, вне зависимости от того, наденет ли он шарф или простудится, задумчиво позируя перед камерой. Потому что, несмотря на его простуды, насморк, усталость от непосильных мистических трудов или творческие кризисы, древние звезды где-то наверху уже со скрипом поворачивались для того, чтобы расположиться именно так, как нужно.

А здесь, во вполне земном и темноватом зале кафе это выражалось в том, что к мистику со всех сторон потянулись люди.

Нежная барышня-хостес расцвела улыбкой, приветствуя Козакова, который улыбнулся ей в ответ. Хмурый охранник распрямил плечи, сам того не замечая. Менеджер кафе – высокая изысканная дама – дотронулась до руки мистика, провожая нас на открытую веранду, где уже были установлены осветительные приборы, и худенькая девушка-фотограф суетилась вокруг камеры на высоком штативе. Несколько больших цветных пакетов с одеждой, которую Козаков не собирался надевать, уже были сложены у стены.

А в кресле-качалке, укрывшись пледом, медленно раскачивалась женщина. Она сидела к нам спиной, и ее лица не было видно. Только светло-рыжие волосы сбегали по спинке кресла мягкой волной. Это были волосы удивительного теплого оттенка, добиться которого невозможно никакими косметическими ухищрениями. Услышав наши шаги, женщина приподнялась и обернулась. Неустойчивое кресло резко качнулось назад, и от этого теплая волная ее волос слегка коснулась пола.

У меня не было ни малейших сомнений, что в тот момент звезды закончили свое движение, расположившись именно так, как и было задумано.

Она откинула в сторону свой плед и поднялась нам навстречу. При этом ее стройное тело плавно скользнуло вверх, а ее мягкие волосы так же плавно устремились вниз.

– Здравствуйте, – сказала она. – Меня зовут Екатерина.

– Я вас прекрасно помню, Катя, – сразу же отозвался мистик, – а я Леша. – Тут он хитро посмотрел в мою сторону и сам себя поправил: – Алексей.

Его голос был глубоким и бархатным, он согревал, он вил коконы, он обещал все удовольствия этого мира, а может быть, даже некоторые из тех удовольствий, что находятся за его пределами.

Ни один мускул не дрогнул на лице Козакова, но оно как будто осветилось изнутри. Впрочем, это всего лишь мои догадки. Таким, как я, мало что известно об огнях, которые освещают лица, но это не значит, что я их не вижу.

– Спасибо, что вы вовремя, – быстро сказала Катя. Мне она всего лишь коротко кивнула и сразу же перевела взгляд на Козакова.

– Мне говорили, что вы всегда везде опаздываете, но я сразу поняла, что это вранье. Кстати, у вас отличное пальто. Но мы тут кое-что подобрали… Посмотрите, вдруг вам что-то понравится, хорошо?

– Хорошо, – ответил Козаков и безропотно подошел к разноцветным пакетам.

Я не знаю, заметила ли Катя, как осветилось лицо знаменитого мистика. Не говорила ли она так быстро и деловито только потому, что еще надеялась избежать огня, который рвался наружу и которому не умели противостоять женщины?

– Давайте начнем со съемки, чтобы отпустить фотографа, – щебетала Катя. – А потом у нас будет время, чтобы спокойно поговорить. Кстати, сколько у нас будет времени?

– Очень много, – просто ответил Козаков. Его интонация была ровной, а лицо – очень спокойным, но Катя вдруг перестала щебетать и внимательно посмотрела ему в глаза. А уже в следующее мгновение ее нежное лицо залилось краской до самых корней волос, и только кончик тонкого носа остался совершенно белым.

Я отошла в сторону и села в кресло у стены. Я больше ничем не могла помочь знаменитому автору кармических теорий, который с растерянной улыбкой рассматривал ворох курток, плащей и свитеров, разложенных перед ним на полу. Катя номер три продолжала щебетать, и мистик позволил снять с себя пальто, а потом ровно восемь раз переоделся в одной из маленьких комнаток кафе под руководством журнального стилиста.