Люсьен серьезно посмотрел на деда:

— Поскольку я здесь бываю редко, ты уж присмотри за ней, пожалуйста. Энергии у нее на десятерых хватит, как бы не извела себя вконец.

Седые брови старика поползли вверх.

— Как это, собственно, понимать? Человек, который в течение пяти лет терзал меня только за то, что я хотел сделать ему как лучше, теперь хочет, чтобы я вмешивался в жизнь его жены?

Откровенная насмешка, прозвучавшая в словах деда, заставила Люсьена задуматься. Впервые за все это время он взглянул на их размолвку глазами Адриана. Как это ни печально, получается так, что сам он грешен тем же, в чем обвиняет других.

— Извини, внучек, но я и так слишком часто встревал не в свое дело, — продолжал Адриан. — Жизнь меня кое-чему научила, и старых сшибок я повторять не намерен. Микаэла — твоя жена, и теперь ты несешь за нее ответственность, а мне просто нравится, когда она рядом.

— Да, но я скоро опять буду в отъезде, — пробурчал Люсьен, — а она уже не на шутку схватилась с Барнаби, и не похоже, что собирается отступить.

Адриан взял со стола стакан с тыквенным соком и уселся на свое любимое кресло.

— Если ты так уж о ней беспокоишься, будь любезен бывать здесь почаще либо бери ее с собой в плавание. Я, слишком стар, чтобы поспевать за Микаэлой. А то, глядишь, из-за этой спешки жизнь моя закончится быстрее, чем я рассчитывал. — Он с укором посмотрел на внука: — Или ты этого хочешь?

Удивительно, подумал Люсьен, как это удается им с дедом спокойно вести беседу, не кидаясь друг на друга, словно дикие звери, как почти всегда случалось прежде.

Не иначе Микаэла способствует их мирному сосуществованию, подобно клейкому веществу, связавшему их воедино. Что бы там в прошлом ни произошло, Люсьен больше не испытывал недобрых чувств по отношению к старому мошеннику; наоборот, на свой манер он даже испытывал к Адриану симпатию.

— Ну что за чушь ты городишь! Мне просто хочется, чтобы Микаэле ничто не угрожало и жила она поспокойнее, но, разумеется, не за счет твоего здоровья. Это ее часы идут слишком быстро, а свои ты можешь не торопить.

* * *

Микаэла поняла, что Люсьен рядом, только по многозначительному покашливанию. Она обернулась и увидела утопающие в куче вырванных сорняков до блеска отполированные черные ботинки. Встретившись с ним взглядом, она улыбнулась.

Протянув руку, Люсьен помог Микаэле подняться и повернулся к Чейни:

— Присмотри тут пока за людьми, а мы с женой проедемся по округе.

Микаэла вырвала руку — даже случайное прикосновение этого человека действовало на нее слишком сильно.

— Я не умею ездить верхом, Люсьен.

— Не может быть! — Он недоверчиво посмотрел на нее. — Наверное, это единственное, что тебе пока недоступно. Но не волнуйся, это дело поправимое.

— Однако же…

— Пошли, пошли, дорогая, сейчас я тебя научу. Уверен, тебе эта забава понравится.

Микаэлу действительно всегда ужасно злило, что Арно не позволяет ей садиться на лошадь, но сейчас она была не слишком уверена, что ей этого хочется. И с чего это Люсьен решил потратить на нее время? — с подозрением подумала она. Не похоже, чтобы это ему было так уж нужно.

— Но я не могу поехать в таком виде. Видишь, вся одежда в грязи, — схитрила Микаэла.

— Вот уж о чем стоит заботиться меньше всего. Поверь, никто ничего даже не заметит.

Пока Люсьен седлал лошадей, Микаэла, воспользовавшись стоявшим рядом с конюшней ведром воды и солидным куском мыла, насколько возможно, смыла с себя грязь. Потом Люсьен подсадил ее в седло, вскочил на своего чалого, и они направились по окаймленной деревьями дорожке, ведущей к рисовым и индиговым полям. Лошадь с места пошла рысью, и у Микаэлы сразу заболели все суставы.

— Привстань на стременах, — скомандовал Люсьен, пристраиваясь рядом с ней. — И не поднимай так высоко поводья, а то так ей трудно выдерживать правильный ритм.

Микаэла повиновалась, а затем настороженно посмотрела на него:

— Что тебе от меня нужно, Люсьен?

— Да ничего. Просто хочется побыть вместе, ну и еще научить тебя держаться в седле.

— Извини, не верю. — Она бросила на него еще один настороженный взгляд. — В последнее время меня слишком часто использовали в каких-то неизвестных мне целях.

— Позволь тебе, однако же, напомнить, что мы — муж и жена, — с нажимом сказал Люсьен. — И если хотим, чтобы на предстоящем балу все видели в нас счастливую пару, неплохо бы предварительно получше познакомиться друг с другом, ты не находишь?

— Честно говоря, — Микаэла снисходительно улыбнулась, — я в основном рассчитываю на свои актерские способности.

— Слушай, ты всегда такая упрямая?

— Нет, обычно еще больше, — огрызнулась Микаэла. — Но тебе повезло, сегодня у меня хорошее настроение.

Натянув вожжи, Люсьен заставил своего чалого остановиться и посмотрел на Микаэлу в упор:

— Зачем ты так упорно настраиваешь себя против меня? Нынче утром ты сама требовала уважительности и учтивости, и я честно стараюсь вести себя подобающим образом. — На губах Люсьена появилась насмешливая улыбка. — А может, я просто тебе нравлюсь и ты боишься в том признаться?

— Тебя я не боюсь! — вспыхнула Микаэла, решив, видимо, что чем громче прозвучит ее заявление, тем легче ему поверить.

— В таком случае докажи это. — Люсьен крепче натянул поводья, и лошадь перешла на галоп.

Да, и как же именно? Микаэла растерянно посмотрела вслед Люсьену, который, кажется, целиком слился с конем и, как кентавр, едва касаясь земли, красиво летел вдаль. Что еще нужно этому пройдохе, ведь у него и так уже все есть. Он похитил ее невинность — не совсем, впрочем, похитил, честно поправила себя Микаэла. Она сама приняла, как ни стыдно в том признаваться, активное участие в похищении. Но затем он отнял у нее свободу выбора, а теперь хочет еще и сердце забрать — наверняка для того только, чтобы после похвастать перед друзьями. Ну так не достанется ему ее сердце, пусть как угодно обхаживает ее!

Микаэла тоже перевела лошадь в галоп, и ее охватило удивительное чувство полной свободы; она рассекала ветер, словно слившись с мощным крупом лошади. Езда воспринималась ею как полет — вот чего Арно в свое время лишил ее! Микаэла пригнулась, и лошадь рванулась еще быстрее: стук копыт, свист ветра словно перенесли ее в иной мир, о существовании которого она прежде и не подозревала.

Микаэла наслаждалась полетом, пока тропинка круто не свернула в сторону; не удержавшись на лошади, Микаэла полетела на землю.

На смену головокружительной радости сразу пришло чувство страха. Едва успев вскрикнуть, она очутилась в ручье и какое-то мгновение лежала лицом вниз на мелководье, испуганно ощупывая себя. Все болело, но серьезных повреждений не было.