***

На рассвете того же дня в гостинице в Манчестере поднялся с постели Оскар Фарли. В отличие от Леонарда Корелла, он хорошо выспался, но только благодаря болеутоляющим и снотворным таблеткам, которые принял накануне вечером. Оскар страдал от болей в спине, усилившихся дня четыре тому назад до такой степени, что он мог запросто превысить дозу. Теперь Фарли глядел в зеркало, опершись на белую раковину, – с таким выражением лица, которое не просто старило его, но придавало вид умирающего.

И все-таки не физическая боль была главной причиной его страданий. Оскар Фарли думал об Алане Тьюринге. Алан под деревом в форме пагоды в Шенли, Алан на столе в прозекторской в Уилмслоу… Оскар чувствовал вину. И это было не просто сознание участия в каком-то общем нехорошем деле, а невыносимое, ноющее чувство собственной никчемности и испорченности. Неужели это они убили Алана?

Правда и то, что Фарли пытался за него заступаться, и то, что они ни на йоту не отступили от буквы закона. И все-таки было во всем этом нечто настораживающее. Чем больше Оскар размышлял об этом, снова и снова прокручивая в памяти всю последовательность событий, тем сильнее убеждался в том, что чего-то в этой истории недопонял. Дело было даже не в научных изысканиях Алана Тьюринга, не в его заграничных путешествиях и не в Челтенхэме… Фарли не покидало чувство, что Алан оставил что-то после себя.

Неужели не было даже предсмертной записки?

Оскар огляделся, как будто записка должна была быть спрятана в его номере. Полицейские, конечно, обыскивали дом Тьюринга. Могли ли они не заметить того, что должно было лежать на самом видном месте? Бывает ведь такое – всю комнату перероешь в поисках очков, а они у тебя на носу… Да и что проку им в том письме, если они ничего не знают? Попади им в руки нечто подобное, они ничего не поняли бы и не оценили бы его важности.

Доверять бумаге свои чувства не вполне в духе Алана. Но это могло бы дать хоть какую-то путеводную нить. Обращение к соотечественникам – мог ли Алан озаботиться чем-то подобным накануне смерти? Собственно, почему бы и нет? При всех странностях, его никак нельзя было назвать человеком безответственным.

Ну что, зайти, что ли, к коллеге? Фарли посмотрел на наручные часы. Нелишне было бы обсудить стратегию на сегодняшний день. Подумав, Оскар счел неприличным заваливаться в гости в столь ранний час. Последнее было не более чем осознанной отговоркой. На самом деле ему просто не хотелось никого видеть.

Он привык видеть в Роберте Сомерсете преданного друга и надежного союзника. Правда, за последние несколько дней кое-что изменилось, и Фарли стал наблюдать у Сомерсета те же признаки болезненной подозрительности, что и у всех. Он гадал, не так ли всегда действует истерия, – сначала заражает самых агрессивных и безмозглых, но под конец перекидывается и на вполне разумных членов общества. Да и сам-то он чем не параноик?

Оскар оделся, превозмогая боль в спине, и хлопнул себя пару раз по щекам, чтобы придать лицу более-менее здоровый цвет. Ему вдруг подумалось, что всего один раз в жизни ему довелось видеть на глазах Алана Тьюринга слезы. Это внезапное воспоминание подняло ему настроение и согрело душу. Фарли улыбнулся.

День и в самом деле обещал быть непростым.

Утро 10 июня 1954 года в Натсфорде выдалось солнечным. Леонард Корелл в синем махровом халате сидел за столом во дворе дома тети Вики и пил «Эрл Грей». По радио передавали Коула Портера[21]. Появилась тетя – растрепанная, только с постели – с уставленным посудой подносом.

– Полное утреннее меню.

– Ой!

Возглас Корелла выражал искреннее воодушевление. На подносе стояли тарелки, мисочки и чашки с поджаренным хлебом и кровяной колбасой, томатами и бобами в томатном соусе, картофельными булочками, шампиньонами, беконом и яйцами.

Корелл мог бы вполне обойтись без еды до самого вечера. Широко улыбнувшись, он признался, что ночью остановил маятник. На что тетя заметила, что в тот час не спала, более того, стала невольной свидетельницей его преступления. После чего осведомилась, удалось ли ему хоть ненадолго сомкнуть глаза. Леонард ответил утвердительно и добавил, что чувствует себя вполне отдохнувшим. Если он и солгал, то только наполовину. Потому что усталость и в самом деле навевала блаженный, сонный покой.

Корелл взял лежавший на подносе последний номер «Манчестер гардиан». Заголовки его не воодушевили. С большим удовольствием он уткнулся бы сейчас в книгу – как тетя, устроившаяся рядом с томиком «Песочных часов» Йейтса. Но подниматься, идти в дом не было сил. Поэтому пришлось довольствоваться газетными сплетнями. О том, что Би-би-си наконец добралась до телевидения и что в верхней палате парламента обсуждается проблема женщин-полицейских в Шотландии: должны ли те оставлять службу, после того как выйдут замуж? Коллега из Дуглас-Данди украл сто двадцать фунтов из кассы полицейского участка; адвокат утверждает, что вор имеет знакомства в великосветских кругах, и приводит этот факт в качестве оправдательного аргумента. Последняя новость позабавила Корелла и даже заставила улыбнуться. Хотя, по большому счету, на все это ему было наплевать. Кроме того, он начинал мерзнуть.

В левой колонке на одиннадцатой странице речь шла об Алане Тьюринге. Собственно, информация о смерти, не более. Но этим делом занимался он, Леонард Корелл. И ему было бы достаточно одного только упоминания своего имени на газетной полосе, чтобы время остановилось. Каждый из таких случаев – а они были! – значил для него много.

Корелл пробежал заметку глазами и разочарованно вздохнул. Похоже, журналистов не заинтересовало, кто из полицейских ведет это расследование. С кем же из коллег Леонарда они говорили? Наверное, с Алеком Блоком. Статья была опубликована под рубрикой «Некролог».

С прискорбием извещаем, что доктор Алан Мэтисон Тьюринг, доцент математики Манчестерского университета с 1948 года, был найден мертвым в своем доме на Эдлингтон-роуд, Уилмслоу в минувший четверг вечером.

Далее с безукоризненной корректностью описывалось все, что полиции удалось выяснить касательно обстоятельств смерти. После чего журналист перешел к научным заслугам покойного.

Доктор Тьюринг был пионером электронных вычислительных машин у нас, в Англии. Он же считается разработчиком теоретической базы дигитальной вычислительной машины и отцом так называемой «Мадам» (Манчестерской автоматической машины), нашего «электронного мозга», а также АСЕ[22].

Одно из его изобретений, как утверждал сам профессор, разрешило математическую проблему, занимавшую лучшие умы научного мира с начала XIX века. Вместе с доктором Ф. К. Уильямсом, из того же Манчестерского университета, доктор Тьюринг разработал два механизма, существенно усовершенствовавшие и расширившие возможности вычислительных машин.