— Звучит как то, с чем я могу согласиться.

— Присмотрите за моей девочкой, — говорю я двум дамам, проходя через все, что они установили в моей гостиной.

Я останавливаюсь у двери своего кабинета и смотрю, как Эмми неловко разговаривает с ними, прежде чем кивнуть и отправиться в свою спальню с пушистым белым халатом в руке.

Возможно, сейчас она не слишком уверена в этом. Но дайте ей несколько часов, и она почувствует себя совершенно новой женщиной. Или, по крайней мере, это то, что мне обещали профессионалы.

* * *

Я весь день ничего не слышал ни от Эмми, ни от женщин.

Это был риск, оставить их на это, но в какой-то момент я должен начать верить, что Эмми не сбежит при первой возможности. И момент, когда ушли косметологи и прибыли парикмахер и визажист, был бы идеальным временем, если бы она захотела им воспользоваться.

Не имело значения, что я угрожал не платить, если ее выпустят, я почти уверен, что мораль этих женщин может оказаться выше моего права. Обычно я бы восхищался этим, если бы это не означало держать Эмми рядом со мной.

Но когда я спускаюсь в свою спальню позже тем вечером, чтобы принять душ и одеться для того, что, я уже знаю, будет одним из моих самых болезненных вечеров в году, я слышу, как она смеется с командой по прическам и макияжу за дверью своей спальни.

Может быть, ей все-таки понравилось.

Я улыбаюсь, как идиот, когда захожу в свою комнату и достаю смокинг из шкафа.

Образы того, как платье, которое я выбрал, может выглядеть на Эмми, заполняют мой разум, и мой член набухает. Я понятия не имею, как я должен провести всю ночь, болтая с папиными коллегами, когда я уже знаю, что все, о чем я буду думать, это снять эту ткань с ее тела.

Прошло всего тридцать минут, и я стою перед зеркалом, совершенствуя свой галстук-бабочку, когда я слышу, как женщины уходят и туфли Эмми стучат по деревянному полу возле моей комнаты.

Она останавливается у моей двери, но не входит и ничего не говорит. Вместо этого она продолжает спускаться в гостиную.

Я даю ей две минуты, прежде чем надеть куртку и последовать за ней, моя потребность посмотреть, как выглядит платье, слишком велика, чтобы отрицать.

На мне только носки, поэтому мои движения несколько тише, чем у нее на каблуках.

У меня перехватывает дыхание, как только я переступаю порог гостиной.

Она стоит перед окнами от пола до потолка, огни города вдалеке и лампа на другой стороне комнаты — единственные вещи, которые ее освещают.

Даже со спины я могу сказать, что это платье облегает ее, как вторая кожа. Замысловатое кружево покрывает ее спину, прежде чем юбка в полный рост ниспадает на пол, где у нее есть шлейф, соответствующий спине.

Я стою там очень долго, любуясь ее красивыми изгибами и потрясающими линиями ее тела.

— Я знаю, что ты пялишься, — говорит она, не оборачиваясь.

— Как я мог не делать этого? Ты выглядишь, черт возьми, — выдыхаю я, когда она наконец поворачивается и смотрит на меня. — Черт, Эмми. От тебя захватывает дух.

Передняя часть платья такая простая, но это не обязательно должно быть что-то еще, учитывая, как оно сидит на ее теле.

Ее макияж темный, как ей нравится, но он совершенно безупречен, ее глаза дымчатые, а губы окрашены в глубокий, роскошный красный цвет.

— Я похожа на принцессу?

— Нет, детка, — говорю я, делая шаг к ней. — Ты выглядишь как гребаная королева.

Ее губы подергиваются, но она не может бороться со своей реакцией, и, в конце концов, широкая улыбка расплывается по ее лицу.

— Это милое платье, — говорит она, разглаживая пышную юбку. — Спасибо.

— Милое? Детка, это намного лучше, чем мило. Как только я увидел это, я знал, что ты будешь выглядеть в нем сногсшибательно.

— Осторожно, Тео. Ты опасно близок к тому, чтобы стать милым парнем.

— Ни за что, Эм, — говорю я, становясь прямо перед ней. — Потому что, — добавляю я, доставая что-то еще из кармана куртки, — я не твой парень. Я твой муж. И моей жене всегда достается все самое лучшее.

Она ахает, когда видит коробочку с кольцами в моей руке, но это ничто по сравнению с громким вздохом, который она делает, когда я открываю ее.

Ее глаза похожи на блюдца, когда она смотрит на кольцо, которое я выбрал для нее, в то время как мое сердце так сильно колотится в груди, что у меня начинает немного кружиться голова.

Это риск. Она имеет полное право швырнуть эту вещь обратно мне в лицо и отказаться ее носить, чтобы показать любому, кто захочет посмотреть, что она принадлежит мне. Но в ту секунду, когда я увидел это, я понял, что это предназначалось для нее. И даже если она никогда его не наденет, она, по крайней мере, заслуживает чего-то хорошего из всего этого. Даже если через несколько лет она заложит его на что-то другое.

От этой мысли у меня неприятно скручивает живот, но я отказываюсь признавать реакцию на то, что она имеет полное право сделать после всего, через что мы с моим отцом заставили ее пройти.

— Скажи мне, что это модные украшения, Тео. — Когда я не отвечаю, она продолжает. — Тео, — огрызается она. — Это гребаный красный бриллиант.

— Я знаю, что это такое, Эм.

— Н-но это…

— Твое.

Вытаскивая его из-под подушки, я протягиваю ей. Один большой красный бриллиант и меньшие черные, которые его окружают, ловят свет снаружи, пока я жду, когда она примет решение.

Наконец, она поднимает руку и позволяет мне провести его по ее безымянному пальцу.

— Это подходит.

— Конечно, это так. За кого ты меня принимаешь?

На это она закатывает глаза.

— Это прекрасно, Тео. Но я не могу с этим смириться. Это слишком много.

Протягивая руку, я кладу пальцы ей под подбородок и заставляю ее смотреть мне в глаза.

— Для тебя нет ничего невозможного, Эмми. — Я провожу большим пальцем по кольцу на ее пальце.

Ее глаза наполняются слезами, и она отводит от меня взгляд, не в силах вынести напряженность, которая всегда вспыхивает между нами.

— Я не уверена, что смогу это сделать, — тихо признается она.

— Конечно, ты можешь. Ты Эмми Чирилло.

— Тео, остановись, — умоляет она. — Я не такая. Все это — шутка. Перестань притворяться, будто это что угодно, кроме одной большой ошибки.

— Это не для меня, — говорю я, скользя рукой по ее талии, проводя большим пальцем вверх и вниз по ее ребрам.

— Почему ты так спокойно относишься ко всему этому? — Спрашивает она, заглядывая мне в глаза.

— Потому что я знаю, чего я хочу. И мне все равно, какое название или ярлык к нему прикреплен. Я просто хочу тебя, Эм. Я сыт по горло борьбой с этим.