– Иерархия, – она повела плечами, будто сбрасывая что-то неприятное. – В его рейне нет девушек на выданье уже пятьдесят лет, а другие не подходят по статусу, кроме Асторгрейна. Но и у нас все были замужем на тот момент, когда ему исполнилось двадцать пять и он смог участвовать в Аукционе.

– Сколько же ему сейчас?

– Семьдесят.

Я потрясенно захлопнула рот. Никак не могу привыкнуть к тому, что даханны живут намного дольше остальных рас, ведь они единственные, кто не стал разбавлять свою кровь человеческой! В Эролле семидесятилетний мужчина был седым стариком, больным и сгорбленным под тяжестью прожитых лет, принц же выглядел как тридцатилетний – не старше – и буквально лучился энергией.

– Ну, что же ты молчишь? – нетерпеливо подстегнула Иэлениль. – Я же специально тебя привела, чтобы услышать твое мнение. Нравится?

Я поспешила согласиться, но, видимо, мой напускной энтузиазм не произвел нужного впечатления. Даханни кинула на меня внимательный, оценивающий взгляд и с нажимом произнесла:

– Не думай, что я такая глупая и ничего не замечаю. Твои чувства к другому написаны у тебя на лице так четко, что любой желающий может их прочитать. Твоя шайенская кровь не дает тебе оставаться хладнокровной. Все, что ты переживаешь, отражается в твоем сиянии, Аментис, и это делает тебя уязвимой.

Она поджала губы и недовольно нахмурилась, будто решая для себя что-то важное. Потом развернулась ко мне спиной и бросила через плечо:

– Даханни не имеет права на слабости. Идем, пришла пора рассказать о твоей матери.

Я, как завороженная, шагнула вслед за ней. Мы молча прошли мимо цветущих клумб и мраморных статуй, обогнули патио и остановились напротив пустого постамента. У его подножия лежал букет из белых лилий и он был таким свежим, словно его только что сорвали. Мне даже показалось, что я увидела блеснувшие в чашечках капельки росы. Хотя, какая роса в три часа дня?

– У каждого рейна есть свой обычай поминать мертвых, – начала Иэлениль так тихо, что я едва различила ее слова, – в Асторгрейне каждой почившей даханни высекают статую из самого дорогого розового мрамора. Его везут из Горнадота – это архипелаг за сотни тысяч миль отсюда. Добывают в карьерах, грузят на корабли, а потом отправляют по всей империи. Это долгий и опасный процесс, к тому же мрамор такой чистоты попадается очень редко, обычно в нем присутствуют разноцветные вкрапления. Но наш рейн никогда не был скупым для своих даханни.

Она замолкла, положила руку на постамент и слегка погладила.

– Здесь должна была стоять статуя твоей матери, – услышала я хриплый шепот.

– Что с ней случилось? – осторожно спросила я, с замиранием сердца.

У меня было такое ощущение, что я стою на пороге какой-то тайны, которая непременно должна на многое открыть мне глаза. Но в то же время, меня снедало сомнение: а надо ли мне это знать? Может, лучше не ворошить прошлое, оставить его тем, кому оно принадлежало? Зачем тревожить мертвых?

Иэлениль коротко вздохнула и, как бы невзначай, потрогала изумрудное колье, украшавшее ее белоснежную шею. Для нее это жест являлся проявлением наивысшего волнения, большего она себе не позволяла, даже ее сияние оставалось ровным и едва заметным. Выдержка этой женщины была достойна подражания.

– Ты знаешь, что твоя мать была полукровкой, как и ты, и что в ней запечатали магию?

Я кивнула.

– Я знаю, что отец рассказал тебе об этом. Но знаешь ли ты, почему это сделали с ней?

– Нет, – произнесла я одними губами.

– Она совершила страшное преступление, недостойное истинной даханни. Она влюбилась.

– И что? – я недоуменно моргнула. – Даханны не влюбляются, я это знаю, но почему любовь считается преступлением?

– Потому что влюбилась не даханни, влюбилась шайен, живущая в ней, – объяснила Иэлениль с завидным хладнокровием. – Но самое страшное было не в этом. Она воспылала чувствами к недостойному, запятнавшему себя позорной связью с женщиной другой расы. Именно поэтому твой дед поспешил выставить ее на Аукцион, но когда пришло время адаптации, оказалось, что уже поздно. Огненная магия шайенов крепко угнездилась в ее душе и теле, даже кровь твоего отца не смогла вытравить из нее эту дрянь. И тогда пришлось идти на крайние методы. Наложить "Печать".

Я пыталась осмыслить сказанное. Значит, моя мать была влюблена, когда Айвердан впервые увидел ее? Но в кого? Кто тот счастливчик, или несчастный, из-за которого она пострадала?

– Вы знаете, кто был ее возлюбленным? – спросила я.

– Имя этого нечестивца недостойно, чтобы его произносили уста даханни, – сверкнула глазами Иэлениль.

– Ну, значит, его назову я, – раздался за моей спиной знакомый глубокий голос.

Я резко повернулась и тут же пожалела о своих словах, пригвожденная к месту тяжелым мужским взглядом. На дорожке, между клумбами, стоял эрзун во всем своем великолепии. Военная выправка, безупречный адмиральский китель, ослепительный блеск золотых аксельбантов и прищуренные глаза, в которых застыла мрачная решимость.

– Чего уж скрывать, – равнодушно хмыкнул он. – Мой соперник, мой враг, мой бывший друг и побратим – Берден Даннахан.

Я ахнула, зажимая рот обеими руками и уставившись на отца в немом изумлении. Такого я не ожидала!

– Помнишь, я говорил, что поссорился с ним? Причиной ссоры была твоя мать. Именно Берден был тем другом, который рассказал мне про Аукцион в Асторгрейне. Когда я понял, что хочу Эмиренайль больше всего на свете, то попросил его отступить. Из нас двоих он имел больше шансов, я не мог ничем помешать…

– И тогда… – я на секунду осеклась, понимая, что сейчас скажу правду, о которой все предпочли позабыть, – вы решились на подлость?

– Да, – в звездообразных зрачках даханна застыло мертвое равнодушие, – я подставил его.

Несколько минут мы смотрели друг другу в глаза. Наконец, я первая нарушила молчание, разлепив пересохшие губы:

– А Берден знал… что она была в него влюблена?

– Рико! – раздался предупреждающий возглас Иэлениль, но эрзун заставил ее замолкнуть коротким взмахом руки.

Не отрывая от меня взгляда, он хладнокровно произнес:

– Да. Знал. И любил ее тоже.

– Но ведь даханны не умеют любить, – растерялась я.

– Как оказалось, некоторые думают, что умеют.

Я окончательно запуталась.

– Тогда почему он напал на Кобос? Почему разрушил крепость и уничтожил гарнизон? И почему я оказалась выброшенной в океан? – мои губы задрожали, глаза наполнились слезами, а перед внутренним взором промелькнула жестокая картина: неужели моя мать сама выкинула меня и сбежала с любовником, инсценировав свою смерть? Нет! Этого не может быть!

Запрокинув голову, чтобы слезы не потекли по щекам, я глубоко вдохнула. Мне не хотелось показывать свою слабость, но отец и Иэлениль сами все поняли.