Когда мой телефон лёг рядом с тарелкой экраном вниз, мама торжественно заявила:

– Матильда сегодня собрала довольно много пожертвований на похороны госпожи Якоб. Какая умница!

«Умница, не то слово! Даже те деньги, которые я потратила на дракончика, вернулись в кошелёк».

К сожалению, на этом похвалы закончились. Мама поглядела мне прямо в глаза, немного наклонилась вперёд и произнесла:

– Я слышала, ты сегодня была на прогулке с сыном фон Аренсбургов.

Таким же тоном она могла бы добавить: «Я слышала, ты сегодня ограбила ювелирную лавку и голышом танцевала в витрине».

– Да, – как можно более непринуждённо ответила я. Если сейчас начну выяснять, какая ябеда меня выдала, это только подтвердит их подозрения, что там происходило что-то неподобающее. – Я ненадолго вывезла Квинна на прогулку в инвалидной коляске. Чтобы он подышал свежим воздухом.

– Что? Ты гуляла с этим маленьким хулиганьём? – спросила сестра.

Для меня слово «хулиганьё» вполне могло встать в один ряд со словом «стыдветственность».

– Я думала, это слово у нас в чёрном списке.

– Нет у нас никакого чёрного списка, – встряла мама. – Но в этой семье действительно не существует понятия «благочестие». Хотя, конечно, мне очень жаль, что с мальчиком приключилось такое несчастье. Кто хочет ватрушку? Госпожа Харфнер принесла их прямо из дома пастора.

Кроме Матиаса, ватрушки никто не захотел. Наверное, все вообразили себе вкус средства для чистки вставных челюстей и решили отказаться от такого удовольствия. Пастору Петерсу было уже глубоко за восемьдесят.

Мама повернулась ко мне:

– Кстати, я сегодня говорила с госпожой Харфнер о тебе, Матильда.

«Вот, начинается».

Именно этого момента я и дожидалась. Я тут же прокрутила в голове стратегическую операцию, которую собиралась вот-вот развернуть.

– Ей срочно нужна помощница, которая смогла бы подготовить малышей к детской службе. Ещё одна девочка отказалась.

«Ничего удивительного».

Госпожа Харфнер внушала мне страх ещё с тех времён, когда я сама ходила на детские службы. Она с воодушевлением описывала пятилеткам, как те будут гореть в аду, если не начнут молиться Богу каждый вечер. Описание адских мучений у неё получалось таким реалистичным, что малыши начинали плакать и звать мам.

– После того как госпожа Якоб нас покинула, у тебя снова появилось свободное время, – продолжала мама.

Я с сожалением покачала головой:

– Увы, нет. – Сейчас очень важно точно следить за каждым нюансом в тоне моего голоса. Главное – не переборщить. – Мама Авроры спросила, не хочу ли я помочь женщинам из лагеря беженцев.

Матиас, пережёвывая ватрушку, задумчиво уставился в потолок:

– Это… – Он запнулся в поисках правильного слова. – Достойно похвалы.

«Вот-вот».

Я бы и правда хотела помогать в таком важном деле, но реакция моих родителей была слишком предсказуемой. Они с радостью проповедовали беженцам, но при этом считали, что шестнадцатилетним девушкам нечего делать в их обществе. В этом и заключалась сложность с моими родителями – их любовь к ближнему ограничивалась определёнными социальными группами, остальные полностью исключались из круга общения. Ещё в детстве такое разделение мира казалось мне совершенно нелогичным.

Мой отец вдруг нахмурился.

– Но я понимаю, что для такой работы мне не хватает опыта, поэтому я решила отказаться, – невинно продолжала я. – Мне показалось, что сейчас самое время помочь бедным фон Аренсбургам.

– Тем самым фон Аренсбургам? – Мама отложила ложку.

Я кивнула:

– Эта семья нуждается в срочной поддержке, – тихо и проникновенно добавила я. – Могу приходить к ним по понедельникам и пятницам, помогать Квинну, провожать его на физиотерапию и гулять с ним.

– Мне казалось, его мама взяла бессрочный отпуск как раз для того, чтобы заботиться о сыне, – сказал папа, который наверняка был осведомлён наилучшим образом обо всех слухах нашего района.

– У него что, нет друзей, которые могли бы с ним погулять? – бросила мама.

«Хороший вопрос».

К сожалению, на него у меня ответа пока не было.

– У него же мозговая травма, – сказала моя сестра, будто это всё объясняло.

Я решила не возражать.

– Вот-вот! – Мама театрально вздохнула. – Нельзя его оставлять наедине с Матильдой! Нет, даже речи быть не может. Эти люди решили тебя использовать.

«Именно. Это вам не госпожа Харфнер, которая хотела осчастливить своими заданиями добровольных помощниц».

– Мне не нравится эта идея, – сказал папа.

Я попробовала придать своему лицу удивлённое выражение:

– Но ты же сам всегда учишь нас помогать тем, кого нам посылает Господь. – Пришло время пустить в ход тяжёлую артиллерию. Я собиралась поразить родителей их же оружием – моральными принципами. – Помните, как прошлым летом вы не пустили меня в Бретань с тётушкой Беренике, дядей Ансгаром и детьми, а вместо этого я должна была ехать в этот библейский лагерь? («Конечно же, прекрасно помнят, они же не склеротики».)

– О да! – Мама вздохнула. – Ты так обиделась тогда, постоянно жаловалась. Но потом тебе даже понравилось.

Я печально потупилась. Лучше было бы, конечно, провести лето во Франции вместе с Юли. Но что уж там, пришлось извлекать лучшее из того, что имелось. Но сейчас главное – не отвлекаться!

– Мы много размышляли в этом лагере на тему любви к врагам. – Я осторожно следила за выражением лиц родителей, не слишком ли я переигрываю, но их вид на удивление точно соответствовал моим ожиданиям. – В лагере всё это казалось мне далёкими от реальности словами, а сегодня, когда фон Аренсбурги попросили меня им помочь, я снова вернулась мыслями в то лето, и мне показалось, что Господь послал меня в лагерь как раз для этого. Чтобы я смогла понять – Квинну нужна помощь.

«Ну как вам такой выход?»

Моих родителей этот поворот сюжета действительно сбил с толку, хотя они прекрасно знали, что не Господь, а именно они упекли меня в этот злосчастный летний лагерь. Мама с папой переглянулись, и по этим коротким взглядам я поняла, что победила.

– Неисповедимы пути Господни, – торжественно провозгласил Матиас, а Тереза захихикала и добавила:

– Значит, теперь Матильда будет возить этого крышесрыва по улицам. Помните, как он облил её водой с головы до ног?

– О да, – сказала мама. – А его родители ещё и посмеялись. Я до сих пор уверена, что это они тогда испортили наклейку на моей машине. Узнаю их шуточки.

Я-то знала, что это не так.

Наклейка гласила: «По плодам их узнаете их», а кто-то исправил «плодам» на «пукам». Папа с мамой никогда не узнают, что это сделали мы с Юли. Потому что это были как раз наши шуточки. В те времена, когда нам было по тринадцать лет.

– Жуткая, ужасная семейка. Но если Матильда всё же хочет им помочь, мы её от