Зашел он к Поборникову в тот момент, когда он был один. Наклонился над столом и прошептал. Прошептал так тихо, что сам себя едва слышал:

– Что же ты, сука, делаешь?

– Ты о чем, Антон Павлович?! – вскипел Поборников, бывший юрист мясокомбината.

– О тех десяти тысячах долларов, что тебе за Артемова передали. Что же ты делаешь, судья?..

И вот сейчас – Пащенко. Знают, через кого обратиться. Но в отличие от них Вадим знает, что сейчас лучше ему рассказать правду, нежели Струге узнает об этом потом. А в том, что Струге узнает, прокурор не сомневался. Может, это и называется дружбой?

Подходя к дому, Антон передернул плечами. Он и сам уже стал путаться в понятиях. Дружба, игра, закон... Все перемешано, как навоз с соломой, которым обмазывают стены загона. Маленького крепкого помещения с едва видимыми оконцами, где держат скот. Чтобы не разбежался. Интересно, что на самом деле есть закон? Уверенность в том, что скот нужно держать в стойле, или закон – это тот самый, перемешанный с соломой, навоз?

Странно, что задуматься об этом пришлось лишь сейчас...

«Фольксвагена» перед подъездом Антона не было, зато у соседнего, словно фиговый листок на причинном месте, сиял перламутровой зеленью «BMW» пятой серии.

«Смена караула, – решил Антон, – вот и верь после этого слову вора».

Он почувствовал, как внутри его начинает закипать гнев. Они, эти засранцы, что, совсем нюх потеряли?! Или не понимают, с кем в игрушки играют?! Струге, зная свой характер и ведя с ним бесполезную затяжную войну, был уверен в том, что если не успокоится сейчас, то не успокоится вовсе. Пройдя мимо иномарки, он спокойно вошел в подъезд и, поднимаясь пешком по лестнице, осаживал себя бессмысленными фразами: «Спокойно, не нужно ни на что обращать внимания», «не стоит опускаться до криминальных разборок» и что-то еще. Не дойдя до своего этажа двух пролетов, он почувствовал, что взорвался и вместе с осколками его спокойствия улетают куда-то вдаль трезвый расчет и судейская степенность.

«Меня что, совсем ни за кого не считают?! Обалдели, жулики-разбойники?! А если я играть начну?»

Спохватившись, вспомнив, кто он есть такой, он тут же отогнал от себя мысли, которые мог позволить себе шесть лет назад. Вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь и с силой ее захлопнул. Швырнув куртку в шкаф-прихожую, он потянул носом воздух.

Что-то было не так...

Специальный корреспондент «Нью-Джерси таймс» в Тернове Майкл Приттман был одним из тех журналистов, которые на завтрак, обед и ужин любят подавать горячее. Такие, как он, любители «шока по-ихнему» делятся на две категории. Первые фотографируют из засад, сквозь зашторенные окна, оргазм суперзвезд, выдавая его впоследствии на передовицах своего издания за половую несостоятельность, или выступают в роли оракулов-гинекологов, сообщая широкому кругу читателей о чьей-то беременности. Как правило, героини подобных статей именно из них узнают, что им следует ждать ребенка.

Майкл Приттман относился ко второй категории. Он и его коллеги вели беспощадно-просветительную борьбу с безграмотностью граждан США и Тернова относительно криминогенной обстановки в городе и России в целом. Умение в банальном бытовом убийстве видеть руку «русской Никиты«, а в краже бутылки кагора из супермаркета – «звено загадочной цепи хищений, прокатившейся по тихому, забытому богом городу Тернову» часто оборачивалось для Майкла судебными заседаниями. Россия – это не Америка. В этой «забытой богом стране» шокировать можно только тинейджера новым сортом «Дью». А остальной народ в шоке прибывает уже последние десять лет – как минимум. За фуфло здесь могут просто от нечего делать морду набить и деньги отобрать. Так уже не раз случалось с Приттманом.

После последнего отнятия двухсот двадцати долларов США он прибежал в первый попавшийся райотдел милиции и, показывая рукой на дверь, закричал дежурному: «Он там! Он там!» Дежурный по райотделу вяло потягивал американский «Бонд» российского производства и смотрел сквозь поцарапанное оргстекло на Приттмана. Майкл призывал службу «911» к действию до тех пор, пока к нему не подошел сержант и не рявкнул:

– Че орешь, чурка раздолбанный?!

– Господин капитан! – «Чурка» кинулся к дежурному. – У меня есть отобрать деньги на улице! Двести доллар!

– Я не понял. – Дежурный повернулся к помощнику-сержанту. – У него есть двести долларов или их нужно у кого-то отобрать на улице?

– Иди сюда, нерусь! – приказал сержант. – Говори, что стряслось?

Приттман ожидал, что сейчас будут подняты на ноги все патрули, привлечены все детективы, кто не был еще внедрен в мафию, и оцеплен весь район. Так, во всяком случае, было бы в Нью-Джерси. Вместо этого сорокапятилетний капитан вздохнул, вытянул из ящика стола какой-то бланк и вооружился шариковой ручкой, перемотанной изоляционной лентой. Приттман не понимал, как можно заполнять бланк заявления о грабеже, если преступники сидят на лавке в ста метрах от райотдела. В перерывах между ответами на вопросы Майкл призывал стражей порядка к благоразумию и действиям, однако, пока не был заполнен протокол и у журналиста не отобрали объяснение, капитан сидел, а сержант смотрел по телевизору «Бэтмен возвращается». Подписывая протокол, Майкл, уже смирившийся с тем, что двести двадцать долларов безвозвратно потеряны, пробегал глазами написанное и по ходу чтения придумывал разгромную статью о деградированной российской милиции.

– Тут неверно записано! – ткнул он пальцем в текст. – Тут записано – «Они мне сказали: «Отдай деньги!»

– Ну, – непонятно для Приттмана произнес капитан.

– Уот – «ну»?! Они не говорить этого!

– А что они говорить? – осведомился капитан.

– Они вообще ничего не говорить! Они окружиль меня в тесный кольцо! Я отдал им деньги и часы!

– Я не понял, – поморщился капитан. – Они у вас ничего не требовали, а вы им отдали деньги и личные вещи?

– Они хотел убить меня! – Майкл даже покраснел от тупости капитана. – Они меня убить!

– Они это обещали? – Дежурный с двадцатилетним милицейским стажем действовал в рамках ныне действующего российского уголовного законодательства.

– Я догадаться это!

Может, в Америке это и квалифицируется как «грабеж», но в России, если тебя, ни слова не говоря, просто остановили, а ты в благодарность за это отдаешь ценности – это вообще никак не квалифицируется. Капитан вздохнул и, не желая напрягать возрождающиеся в последнее время российско-американские отношения, потянулся к радиостанции.

Через десять минут патруль ввел в дежурное помещение четверых молодцев, и Приттман, радостно тыча во всех четверых, уверял капитана: «Он! Он!»

– Больной какой-то, – буркнул, выкладывая на стол дежурного доллары и часы, восемнадцатилетний парубок. – Мы к нему подошли закурить попросить, а он часы сорвал с руки, баксы вытащил, отдал и убежал. Хотели вернуть – не догнали. Бегает, падла, как олень...