– Продолжайте.

– Я купила Маргарет кролика. Она говорила, что ужасно хочет кого-нибудь завести, а я проходила мимо магазина, зашла и внезапно его купила. И только теперь, все как следует обдумав, я поняла, что, может, это совсем неуместно.

– И все? Какое облегчение.

– Вы в ужасе? Пожалуйста, скажите мне. Я не обижусь.

– Кролик? – Он задумался. – Какая заботливая… забота. Нет, не могу сказать, что меня охватывает ужас. Как раз наоборот.

– А Гретхен? Она не будет против?

– Вы знаете, неловко в этом признаваться, но я не имею ни малейшего представления о воззрениях моей жены относительно кроликов. За десять лет брака этот вопрос мы ни разу не обсуждали.

Джин почувствовала, что ее понемногу отпускает.

– Может быть, мне стоит ей написать.

– А давайте я спрошу ее сегодня вечером, и если она в ужасе возденет руки, завтра позвоню вам. Если звонка не будет, считайте, что она за.

– Я бы очень не хотела причинить какие-нибудь неудобства.

Спустя какое-то время она вспомнит эти слова, сказанные ею абсолютно искренне, и поразится собственной наивности.

13

Джин опять стояла в мастерской Гретхен едва дыша, а будущее платье, вывернутое наизнанку и ощетинившееся булавками, надевали ей через голову, а потом подправляли, подтягивали и подкалывали другими булавками, пока Гретхен не осталась довольна посадкой. Стоит Джин пошевельнуться – и ее пронзит дюжина острых булавок.

– Вы похудели с тех пор, как я снимала мерки? – сказала Гретхен с этой своей диковинной иностранной интонацией, превращающей утверждение в вопрос, зажав ткань между большим и указательным пальцами.

– Не нарочно, – вздрогнув, ответила Джин. – Видимо, я меньше ем, когда занята. И больше – когда несчастна.

– А сейчас вы завалены работой, но счастливы? – спросила Гретхен, аккуратно, дюйм за дюймом, снимая платье через голову Джин и раскладывая его на рабочем столе.

– Да, примерно так.

Она была занята, потому что дело Гретхен отнимало у нее почти все время и каждая оставшаяся рабочая секунда уходила на наверстывание обычных обязанностей. А почему она чувствует себя счастливой, она предпочитала не задумываться.

Когда пытка булавками закончилась, женщины спустились на кухню, где на полу сидела Маргарет и играла с кроликом. Ее вытянутые ноги образовали четвертую сторону загородки из стены, буфета и полки с овощами. Похоже, она находилась в состоянии блаженства.

– Я назову ее Джемайма, – сказала она.

Говард не позвонил, чтобы отговорить Джин принести кролика в дар, и перед ней встала задача доставить клетку в Сидкап. Она втайне надеялась, что Говард, предвидя это затруднение, вызовется приехать и забрать ее, но ничего такого не случилось, и ей пришлось взять такси – что почти вдвое увеличило стоимость подарка. Водитель помог ей донести клетку до машины и от нее, отработав каждое пенни из шиллинга, данного ему на чай. Вдвоем они протащили ее по узкому проходу мимо дома Тилбери на задний двор, причем Джин споткнулась и ободрала костяшки пальцев о кирпичную кладку.

Но все расходы и неудобства окупились с лихвой, когда Маргарет позвали вниз, чтобы предъявить сюрприз.

При виде ее личика, на котором настороженность и любопытство сменились восторгом, у Джин брызнули слезы из глаз. Девочка бросилась к ней и обняла, дрожа от возбуждения.

Джин похлопывала ее по подрагивающим плечикам и вдруг с опозданием осознала, что это, может быть, самый яркое, самое счастливое переживание за всю ее детскую жизнь, которое Маргарет запомнит навсегда. Право подарить такое счастье принадлежит родителям, а она, Джин, посторонняя, получается, присвоила его себе. Сейчас она еще лучше поняла опасения своей матери и с трудом заставила себя взглянуть на Гретхен, ожидая увидеть недовольство на ее лице. Гретхен же, казалось, не волновали такие тонкости, она просто великодушно радовалась счастью дочери, хоть и не она была его причиной.

– Джин очень добра, – вот и все, что она сказала.

Говарда было не видать ни в доме, ни в саду, хотя “вулсли” стоял на подъездной дорожке. И только когда Маргарет сказала что-то насчет того, что папа будет строить загончик для Джемаймы, когда вернется с работы, Джин вспомнила, что, конечно же, для ювелиров и других владельцев магазинов суббота – такой же рабочий день, как все остальные. Она почувствовала укол разочарования, и это порядком ее встревожило.

Значит, в то утро она отправилась в путь с таким легким сердцем не только потому, что предвкушала встречу с Маргарет. С того самого разговора в машине, когда она излила Говарду свои разочарования и огорчения, будто знала его много лет, а не дней, она не раз вдруг ловила себя на том, что в свободную минуту думает о нем больше, чем это было допустимо или разумно. Надо будет следить за собой.

Поскольку этот визит был лишь одним из запланированных на утро дел, а другие еще предстояло выполнить, Джин не могла задерживаться после примерки, хоть Гретхен и пригласила ее остаться и перекусить с ними гренками с сыром. Она пообещала матери, что днем они пройдутся по ее зимнему гардеробу и отберут все вещи, нуждающиеся в чистке или починке, а самое изношенное упакуют для благотворительного базара в церкви.

Когда они прощались в прихожей, Гретхен вдруг заговорила серьезно и доверительно.

– Вы так внимательны к Маргарет, и я знаю, что вы ей очень нравитесь…

– Ерунда, в самом деле, – перебила Джин, не желавшая больше слышать о кролике. – Купить животное легко. А вся тяжелая работа – за ним ухаживать – достанется вам.

– Мне бы хотелось думать, что вы будете Маргарет другом. Если со мной что-нибудь случится. Я была бы рада, если бы она могла к вам обратиться.

– Почему с вами должно что-то случиться? – спросила Джин, встревоженная мрачным тоном этого разговора. – Вы же не больны?

– Нет-нет, что вы, – рассмеялась Гретхен. – Посмотрите на меня! – Она взмахнула руками и слегка подпрыгнула на месте, как будто это каким-то образом могло свидетельствовать о крепком здоровье.

– Но почему же вы так сказали? – настаивала Джин. – Что-то не так с анализами?

– Вовсе нет. Клянусь. Я просто подумала: как жаль, что у Маргарет нет тети или крестной. И еще, что вы, кажется, очень хорошо ее понимаете. Только и всего.

– Я, конечно, очень полюбила Маргарет и была бы очень рада стать ей… близким другом, – сказала Джин, польщенная, но не успокоенная.

– Я считаю, что вы будете хорошо на нее влиять, вы – человек, на которого можно равняться, которого уважаешь. Девочки не всегда любят принимать советы от матерей. Да и матери – не всегда лучшие советчицы.

Тронутая таким внезапным развитием их дружбы, Джин лишилась дара речи. Проводить с Маргарет больше времени, может быть, стать ей чем-то вроде крестной